первую рюмку.
Словцов чуть не подавился водкой.
- Да что вы все: творческий запой да творческий запой?! Запой не может быть творческим! Он бессмысленный, беспощадный и печальный, как всепоглощающая русская хандра! Я, кстати, вообще не пью.
- Я тоже, - иронично поддержал Паша, - просто промываю внутренности в чисто медицинских целях. Когда-то я работал в закрытой, скажем так, полувоенной лаборатории, и нам там регулярно выдавали по стаканчику...
- Ну тогда понятно, откуда такая регулярность, - сыронизировал, в свою очередь, Словцов.
- Регулярность как раз от бессмысленности. Бессмысленности моего существования. Типичный русский интеллигент, не нашедший себе места в жизни. Тема маленького человека в русской литературе, помню, писал такое сочинение в школе.
- Знакомо. А как же секретная лаборатория?
- Я, несмотря на регулярность, заболел. А кому сейчас нужны больные? В итоге - от меня просто избавились. Сначала - на работе, затем - семья. Теперь я избавляюсь сам от себя.
- Я пробовал - не получилось, - поделился Словцов, - но мой способ тебе, Паша, тоже не подойдет, потому что ты в нем пребываешь. Знаешь, я обязательно поселю тебя в моей книге, над которой сейчас работаю.
- Проходной персонаж? По принципу: так жить нельзя? Легкое сочувствие или пренебрежение читателей?
- Живительно в литературе то, что мы с тобой тут сидим, а читатель уже незримо присутствует здесь. Он смотрит нашими глазами в этот зал: на скучающего бармена, потому что утро, на похмеляющегося у стойки бизнесмена, потому что вчера была корпоративная вечеринка, на двух девиц, убивающих время в поисках подходящей компании. И, собственно, глазами автора, на нас самих. А нас уже здесь нет... или мы есть? - Павел разлил по второй.
- С этими барышнями я могу вас хоть сейчас познакомить.
- Нет, спасибо. Вчера познакомился с двумя юными интеллектуалками.
- Ясно, мне просто обидно, что они вас в расчет не берут, потому как вы общаетесь со мной.
- А мне не обидно...
- Потому что у вас сейчас есть самая красивая женщина...
- В точку!
- Но вы с ней поссоритесь, если будете продолжать пить.
- М-да... Ты меня тоже будешь воспитывать?
- Что вы?! Я всего-навсего нахватался в лаборатории какого-то излучения и вижу людей и то, что с ними происходит, можно сказать, немного по-другому. Вас даже не удивило, что я с первой встречи распознал в вас литератора...
- Я просто не люблю экстрасенсов. Это по части Стивена Кинга. Я человек верующий, живу по воле Божьей.
- А у вас есть гарантия того, что меня послал к вам не Господь Бог?
- Нет, - удивился такой постановке вопроса Павел, но тут же перешел в наступление: - Но и нет гарантии, что тебя послал не лукавый...
- На данный момент, Павел Сергеевич, вашу потрепанную душу даже в ломбард не возьмут, не то, что в ад. На фиг там ваш сентиментализм? Там нужны люди, уверенные в своей подлости и безнаказанности.
- Стоп! Я тебе не говорил свое отчество! На какую разведку ты работаешь?
- Уже не работаю, я все честно сказал. Вы позволите? - Паша поднял над столом бутылку, чтобы налить. - И я вовсе не экстрасенс. Я жертва своеобразного Чернобыля. - Он вдруг посерьезнел. - И жить мне осталось... Почти ничего не осталось. - Выпил, занюхал бородинским хлебом. - Вот тут, - он постучал себе в лоб указательным пальцем, - какая-то опухоль, уже не операбельная, поэтому, если б вы заплатили
