посидели, а ему уже по третьей. Успеем еще. Или ты хочешь здесь мордой в салат заснуть?
Бабы ржут, но мне до лампочки.
Я беру бутылку, разливаю. Какой-то мудак орет:
– Горько!
Йоган со Светкой сосутся, а мы не ждем, пока они кончат, чокаемся и пьем.
Нормально, теперь можно и пожрать. Наваливаю на тарелку салата, жую.
ЗМЗ дрочит на своей гармошке. Возле него на табуретке – рюмка с водкой и тарелка со жратвой.
Я ору:
– ЗМЗ, домой! Включайте нормальную музыку!
Пацаны и бабы ржут. ЗМЗ затягивает вальс, Светкина мамаша вытаскивает Йогана со Светкой – танцевать. Они упираются, потом выходят, обнимаются и начинают топтаться на месте. Несколько человек крутятся вокруг них, гогочут и хлопают в ладоши. Морды у Йогана и Светки красные: видно, уже вмазали рюмки по три. Танец заканчивается, и я снова ору:
– Ставьте нормальную музыку!
Другие молодые пацаны и бабы тоже возбухают. Типа, что это за мудистика такая: пришли на свадьбу, а тут вместо музыки – хер с гармошкой. ЗМЗ отваливает, и спец по аппаратуре врубает магнитофон – «Ласковый май».
Все прутся танцевать: и молодые, и старые. Мы становимся своим кругом – молодые пацаны и бабы. После второй темы Батон идет к столу, наливает себе водяры, пьет – и опять к нам. Я вижу – с ним что-то не то: морда белая, голова болтается. Он тошнит себе под ноги и смотрит на свою рыготу.
Подскакивает мамаша Йогана с половой тряпкой, затирает пол.
– Вы што, адурэли, хлопцы – так напицца? Тольки яшчэ сели. Атвядите яго куды-небудь.
Мы с Кулей поднимаем Батона и ведем к выходу.
– А мне по хую, кого куда ебать! – орет Батон на всю столовую. – Скажите, пацаны, а?
На улице его опять рвет – на ступеньки столовой. Мы с Кулей закуриваем.
– Шел бы ты домой, а? – говорит Куля. – С тебя уже хватит на сегодня. Ато затошнишь всю столовую.
– Не пизди, мне уже лучше. Пошли назад – потанцуем.
– Ну пошли.
Мы идем обратно. За нами хотят протиснуться двое малолеток, но Куля ревет на них:
– Куда прете, салабоны?
Они отваливают.
В столовой все танцуют под «Ласковый май». Мы садимся ка свои места, наливаем водяры, чокаемся.
– Ну, за Йогана.
Выпиваем и идем танцевать.
Светка прыгает посредине круга, держит руками длинное платье, чтоб не наступить на край. Йогана нигде не видно.
– А где жених? – орет Куля, перекрикивая музыку.
– Не знаю, – отвечает Зеня.
– Пошли поищем – мало ли что? – говорю я.
Мы с Зеней идем за загородку, к кухне – оттуда носят жрачку. Навстречу – мамаша Йогана.
– А где Сергей? – спрашивает Зеня.
– Там. – Она машет рукой. – Только вы, хлопцы, не трогайте яго, няхай он атдахнеть.
Йоган сидит на стуле. Рубашка расстегнута, без галстука. Морда белая, губы синие.
– Э, Йоган. – Зеня трясет его за плечи.
– Не трогай его – бесполезно, – говорю я. – Пусть посидит – может, отойдет.
Музыку вырубают, все опять садятся.
Светка надела поверх белого платья куртку и стоит около дверей с Ленкой и шаферкой. Тут же трутся Йоганов друг с учила и еще один пацан.
– Куля, пошли спросим, куда они намылились, – говорю я.
Мы подходим.
– Э, вы куда?
– Так, прогуляться – надоело здесь сидеть. Если хочете, пошлите с нами.
– Ну пошлите.
Идем к пятиэтажке, где аптека. Светкины белые туфли все в грязи, у остальных – тоже, но не так заметно. Заходим в Ленкин подъезд, поднимаемся на второй. Ленка открывает ключом дверь и говорит:
– Проходите. Можете не разбуваться.
Садимся на диван. Светка достает из куртки два пузыря водяры, Ленка приносит стаканы. Разливаем, пьем.
Я показываю Куле на пацана, который приперся с нами. Он сейчас сидит со Светкой на одном кресле, и они трындят между собой.
– А это что за хер?
– Светкин бывший пацан, – говорит Куля. – Может, она еще и сейчас с ним крутит. Бабам верить нельзя, все они – бляди.
Я пересаживаюсь к Светкиной подруге, шаферке.
– Привет.
– Привет. Сигареты есть?
– На, держи.
Я сую ей «космосину» и зажигалку. Она подкуривает, потом я. Я трогаю ее груди.
– Как тебя зовут?
– Алла. А тебя?
– Сергей.
Баба хохочет.
– Чего ты лахаешь?
– Так просто. А что, мне и посмеяться нельзя? Ладно, давай еще выпьем.
– Давай.
Я наливаю себе и ей.
Куля трындит с Ленкой, Светка и ее бывший пацан сосутся.
Я выпиваю свою водку, опять трогаю ее груди. Говорю:
– Пошли в другую комнату.
Она выпивает водку, сует в рюмку бычок.
– А чего это я должна с тобой идти? Ты мне скажи, а? Ты, может быть, еще молодо выглядишь.
Я молчу.
– Ладно, черт с тобой, пошли.
Я встаю, цепляюсь за угол дивана, падаю, поднимаюсь. Двери в другую комнату нет, одна занавеска. В комнате – кровать, на ней две подушки одна на одной, под кружевной накидкой.
– Смотри, у меня колготок разорвался, – говорит Алла.
– А?
– Хуй на.
Она задирает платье и стаскивает колготки с трусами.
– Ну что, особое приглашение надо?
Я расстегиваю ширинку, вынимаю хуй – он мягкий, как сосиска. Начинаю дрочить – все равно не встает.
– Ладно, хватит, – говорит Алла. – Давай лучше еще выпьем.
– Давай.
– Я принесу.
– Ага.
Она подтягивает колготки, выходит и приносит бутылку с водярой – в ней грамм пятьдесят. Я отпиваю из
