так нуждаюсь в его поддержке, а не в сухих нравоучениях! О Боже, как до этого все было прекрасно и предельно ясно… Ладно, хватит ныть! – осудила она себя. – Нужно взять себя в руки! В конце концов, у меня всегда есть выбор, я – свободный человек свободной страны, и по конституции имею свободу вероисповедования», – пришла смешливая мысль.
Вскоре они подошли к общежитию и распрощались. Но хорошие впечатления, с которых, в общем-то, и начался этот вечер, для Вики были безнадежно испорчены.
– Ты что, заболела? – спросила Надя, лишь только подруга вошла в комнату.
– Да нет, здорова.
– С Генкой поругались? – Надя глядела выжидающе участливо.
– С Геной поругаться невозможно. Он – воплощение совершенства!
– Поругаться можно с кем угодно! – отозвалась из-за стола Наташа, до этого, казалось, самозабвенно конспектирующая что-то из учебника в толстую общую тетрадь.
– Это только ты с кем угодно поругаться можешь, а я вот с Геной тоже бы не смогла поссориться! – ответила ей Надя с детским прямодушием, на которое невозможно было обижаться.
Наташа промолчала, лишь чуть нахмурила брови и еще быстрее задвигала по тетради шариковой ручкой.
– Нет, с тобой и впрямь что-то не так! Ты же сама не своя! – не оставляла в покое Вику Надя. – Хочешь, я заварю тебе чаю?..
– Нет, спасибо! Со мной, девчонки, все в порядке. Просто, хандра какая-то навалилась… Говорят, весной так бывает.
Вика решила, что не стоит выплескивать на девчат всё, что сейчас кипело у неё в душе. Ведь вполне возможно, что это действительно банальная хандра, сиюминутная слабость. «Каждый сам проходит свой путь падений и разочарований», – вновь вспомнила она.
Ночью, уже в постели, Вика до мельчайших подробностей вспомнила события вечера, и на душе стало горько и неуютно. Она почувствовала себя маленькой и беспомощной. Её ощущения были подобны тому, как если бы она стояла на узенькой тропинке над самым краем бездны, на дне которой в белых пенных шапках бьется шумный горный поток. И из-за боязни упасть она прижимается спиной к отвесной, уходящей ввысь, скале. Ей кажется, что она вот-вот сорвётся с узкой тропинки и в шлейфе камнепада рухнет на дно ущелья. Вика укрылась с головой одеялом и тихонько заплакала. Захотелось домой, как это было в самом начале, когда она лишь только приехала в город. Хотя, если бы кто-то спросил причину её слез, наверное, не смогла бы ответить… У неё было ощущение, что она теряет что-то ценное, очень ей дорогое. С этим Вика и уснула.
Во сне ей привиделся огромный зал, даже не зал, а скорее – ощущение некоего пространства, у которого не было ни стен, ни потолка. На самой середине этого пространства возвышалась рулетка. Вокруг рулетки – гул голосов и с непостижимой быстротой меняющийся калейдоскоп человеческих лиц, за ними, до боли режущая глаза, чернь ночной бездны. Рядом с рулеткой не было крупье, и никто не следил за её игрой. Но, несмотря на это, её колесо вдруг начинало стремительно раскручиваться и шарик, черной молнией прочертив множество оборотов по спирали, падал в одно из гнезд с нанесенным сверху номером, едва колесо само по себе начинало замедлять ход. Рулетка останавливалось, но уже в следующее мгновенье, колесо раскручиваясь с невероятной силой, вновь посылало шарик к ещё неведомому, выигрышному номеру. «Жизнь – одна большая игра, и все живущие – игроки, независимо от того, знают они это или нет», – вдруг неожиданно зазвучал над её ухом чей-то вкрадчивый голос. Она в страхе огляделась, но рядом никого не было, а голос тем временем продолжал: «Одни – удачливы, другие менее, третьи, – а их большинство, – неудачники и всегда в проигрыше, но сами не осознают этого. Выигрыш? Кто на что ставит! Игра – рулетка. Каждый свою игру делает сам. Одни играют скрупулезно, обдуманно. Другие – легко, весело и, даже проиграв, не сильно огорчаются. А есть те, которые играют много и азартно, иногда выигрывают, иногда много, но не могут удержать выигрыш при себе, и игра забирает свое назад. Есть те, кто играет с неохотой и, если бы было возможно, они и вовсе не делали бы своих ставок. Но тот, кто не играет, умирает! Умирает глупо, бессмысленно… Ибо только в игре, лишенной всякого смысла, есть смысл. Впрочем, умирают и те, кто играет с охотой, безо всякого принуждения… Умирают все – и проигравшие и выигравшие! В этом смысл игры и в этом – её безумие. Игра эта всеобщая, в ней нет наблюдателей и праздных зевак. И никто не оставляет игру сам, смерть – единственный выход из нее. Попытки изменить игру тщетны, и делающие это покидают её первыми. Незримая рука направляет колесо фортуны. И судьба человека – не в его руках. Всё определяют время и случай…»
Вика проснулась с тем же чувством тревоги, с которым и заснула. Она хорошо помнила сон и каждое слово, сказанное тихим, словно убаюкивающим голосом. Сон не укрепил её, она чувствовала себя скверно: разбитой и по-прежнему раздраженной.
– Долго спала! Наверное, во сне что-то хорошее привиделось, – сказала Наташа, стоящая у кухонного стола и что-то полушепотом доказывающая невозмутимой Наде, едва заметив, что Вика открыла глаза.
– Может, и хороший, да только, вот, не совсем для меня понятный… – преодолев дурное настроение, улыбнулась Вика.
– А ты расскажи, я истолкую.
– В другой раз.
– Ну, не хочешь, так и не надо! – в шутку обиделась Наташа и с ехидцей добавила: – Про любовь, небось!
– У кого что, а у нашей Натали, – назвала её Надя на французский лад, – все только любовь на уме!
– Ой, ну кто бы говорил! – стрельнула в неё ироничным взглядом Наташа.
Надя дипломатично промолчала.
Они позавтракали и после чашки чая, в который Наташа всегда добавляла немного мяты, Вика почувствовала себя намного лучше.
В субботний день занятий было меньше. Прямо из института Вика позвонила Гене и попросила о встрече. Раньше в подобной просьбе она не усмотрела бы ничего предосудительного, но тут почему-то подумала, что излишне навязчива, и вполне возможно, что на этот вечер у него есть свои планы. Но его голос был как всегда приветлив, и это успокоило Вику.
Гена ждал её внизу, у ступеней.
– Ну, и куда мы идем в этот раз? – подал он ей руку, когда она спускалась со ступеней общежития.
– Пока никуда. Просто, мне надо тебя кое о чем спросить…
– Так мы будем стоять прямо здесь?
– Нет, давай прогуляемся.
День клонился к вечеру, и предзакатное солнце ласково пригревало лица. На небе огромными белоснежными айсбергами неподвижно застыли редкие облака, высоко, казалось, под самыми облаками, купалась в прозрачной небесной глубине стая голубей. Навстречу, со стороны реки, шли люди, утомленные жарким днем, проведенным на пляже. Светлые широкополые шляпы, белые кепи со слюдяными цветными козырьками, покрасневшая от жара дневного солнца кожа… На мужчинах – шорты, светлые брюки, футболки и майки; на женщинах и девушках – короткие юбки, свободные блузки, легкие, полупрозрачные платья. Субботний вечер знойного дня. На проезжей части – шум автотранспорта, повизгивание тормозов, разреженный синеватый дым и запах выхлопных газов; с другой стороны улицы от трамвайных путей – лязг перегруженных трамваев.
– Я бы хотела продолжить наш вчерашний разговор, – сказала Вика.
– Будет лучше, если мы где-нибудь присядем.
– Давай лучше на другую улицу свернем…
Они свернули на менее оживленную тенистую улицу, всю в уютной зелени каштанов.
– Итак?.. – Искоса с улыбкой глянул на нее Гена.
– Ты сегодня неисправимо весел! – Не разделяя его шутливого настроения, поморщила носик Вика.
