Успокоившись, Санька подошел к насупившейся Яге:
– Не переживай, все нормально. Это у меня так, с испугу. А твою «Асю» я перепрограммировал. Теперь это – чудо-оружие. Разит наповал. Можешь сама убедиться. Смотри, нету никого. Враг разбит и бежал.
– Пере... проро... что? – переспросила Яга.
– Не бери в голову, – усмехнулся герой дня. К нему вернулось его обычное расположение духа. – Баюн. Как там насчет былины? Тема моя, сочинение твое. Хотя былины пишут про тех, кто давно уже помер, а я еще вроде ничего, живой. И раз у нас такая компания подобралась, то, пожалуй, можно и к Берендею отправиться. О победе да о том, как вы нам помогали, рассказать.
Он так расхрабрился, что вскочил на коня, подбоченился и махнул рукой:
– Впрочем, я дорогу помню и один доберусь. Можете не торопиться, теперь-то уж точно никто не рискнет на меня напасть.
«Злодеев я разгромил, даже следа от них не осталось; теперь имею полное право на награду царскую и на заслуженный отдых, – гордо думал Санька, покачиваясь в седле. – И какой я все-таки молодец. Утер нос самому Кащею. Домой он меня, видите ли, не пустит. А я...»
Но, вспомнив начало сказки, молодец призадумался: отправляться назад, в свой мир, ему совершенно расхотелось. Гораздо заманчивее получить в подарок здесь какой-нибудь маленький замок на берегу озера или реки.
«Рыбалка, прогулочная яхта, теннисную площадку можно соорудить, – прикидывал он, мечтательно глядя вперед. – Каждое воскресенье с женой приемы устраивать будем. Кстати о жене. Пора бы в самом деле объясниться с Василисой. После всего, что я для ее отца сделал, она вообще не должна ни на кого обращать внимание: только на меня. Все-таки жаль, что со Злом окончательно покончено. Хорошо бы еще разок спасти ее от какой-нибудь жуткой опасности. Еще один малюсенький подвиг, но на глазах у царевны».
И он представил, что будто осадили дворец самого царя.
«Врагов – тьма. А я весь в белом. Сижу. Нет. Весь в золотом – и стою. А стрелы – вжик-вжик. А я все равно стою на виду у всех. Василиса очень переживает. А неприятель стену проломал – и на штурм. Наших все меньше и меньше. А я, весь в золотом, царевну и царя обороняю. Нет. Лучше все-таки в белом. Меня ранят – и красное по белому. Эффектно смотрится. Ну, рана, конечно, не опасная, не мешает. Врагов навалил горы. Естественно, устал. Меч наполовину зазубрился. Чувствую – не справиться. Я и говорю: „Бегите, мол, царь-государь, да дочку захватите. Я вас прикрою“. А наших – уже никого. Народ в церкви закрылся. Молодухи, старики, дети малые. Крики, вопли. И вот уже ворота в церкви сорваны. Молодух поволокли. Ну, тут я. Насквозь раненный, но все еще живой. Вылетаю на центральный проспект, и с пулемета: тра-та-та-та-та... Всех враз. Берендей на шее висит, плачет. Нет. На шее Василиса висит, а царь рядышком стоит, корону предлагает. А я – по главной улице. На белом коне. Нет, черный цвет престижней. На вороном. Персональный битюг. Или скакун? Короче. Мне все в ноги – спаситель ты наш. Девки под руки с коня снимают, в хоромы ведут. А там уже Василиса...»
Санька ехал и рисовал себе встречу с царевной, непроизвольно подгоняя коня. Он так был занят своими мыслями, что совершенно позабыл все предупреждения воеводы, и то, что затем произошло, стало для молодца неприятным сюрпризом. О том, что будет в хоромах, помечтать не дали.
Из леса на дорогу вывалились с десяток человек и молча окружили парнишку. Он не успел даже удивиться, как вся эта толпа разом навалилась на него и стащила на землю. Двинуть коленом одному да заехать в лицо локтем другому – вот и все, на что он оказался способен. А потом, элементарно, не хватило кислороду, и соображать он начал только перед массивными резными дверями.
От хорошего пинка в спину пленник влетел в огромный зал, владелец которого явно хотел всех поразить великолепием своего жилища. Но со вкусом он явно был не в ладах, и дворец напоминал огромную антикварную лавку. В глазах просто рябило от обилия массивных, дорогих, ярко блестящих вещей.
Но все эти мысли моментально вылетели у молодца из головы, как только он увидел хозяина замка. На троне, небрежно развалившись, сидел двухголовый Змей. С огромным брюхом, тонким, как у крысы, хвостом и тупейшим выражением на обеих мордах.
– Здравствуй, дружок, – ласково начал Змей. – Каким это ветром занесло тебя в мой дворец?
– Какой ветер... – Санька хотел разразиться гневной тирадой, но мысли у него путались, вдобавок ко всему раздававшееся под самым ухом сопение выводило его из себя. Он развернулся, чтобы отпихнуть наглеца, да так с открытым ртом и замер. Затем медленно закрыл рот и поежился. Ему вдруг стало очень холодно.
Вокруг стояли двухголовые. Только вот если с одной головой у всех было все в порядке, то вторые головы у многих были явно не в себе. А у некоторых они вообще не подавали признаков жизни.
– Любуешься? – благодушно поинтересовался Змей.
– А чего это они все у вас, – Санька замялся, – какие-то не такие?
– Замечательные. Как и все остальное в нашем царстве-государстве, – дружелюбно пояснила одна голова. – Нас, двухголовых, всегда притесняли, дразнили. Дядя наш, Змей Горыныч, в черном теле держал. Все запрещал. Ни тебе съесть кого, ни деревеньку подпалить. Зато Берендеево хулиганье, другого слова не скажешь, дружину богатырей-любителей организовали. Первым пунктом – поединок со Змеем, то есть со мной. Тоска. Никто не любит. Совершенно некуда податься. Вот мы и решили свое царство по своему разумению устроить.
– Суверенитет себе добыли, – догадался Санька.
– Обзывается, – обиделась другая голова. – Будешь хамить – в момент съем.
– Я не обзываюсь, а в том смысле, что вы теперь сами себе голова. Вернее, головы.
– Точно. – Вторая голова слегка успокоилась. – Мы теперь сами по себе. Что хотим, то и делаем.
– И никто нам не указ, – неожиданно взвизгнула первая голова. – Землицы вот тоже себе отрезали. Нашей, между прочим, землицы. Мы над ней с незапамятных времен летаем. – Голос Змея снова сорвался.
– И живем мы теперь по своим законам, – снова вступила в разговор вторая голова.
И тут обе головы наперебой стали рассказывать и доказывать, что с ними поступали нечестно, даже, можно сказать, безнравственно. А он, Змей, только с виду мрачный и сердитый, а если хорошенько разобраться, то совсем наоборот – милое, веселое существо. Обожает рыбалку, веселые компании, любит посидеть у камина и порассуждать о смысле жизни. И если брать по большому счету, то даже на гербе царя Берендея изображен двухголовый ОН, Змей то есть. Отсюда, само собой, напрашивается вывод, что двухголовые были прародителями всех в этом мире.
– Голубых кровей, значит? – не удержался от ехидной реплики парнишка.
– Это ты на что намекаешь? – вытянула шею вторая голова. Она была явно глупее первой.
«Баран ты с крылышками», – подумал Санька, но вслух произнес:
– Это метафора такая. Из истории.
– Эта метафора двусмысленная, – не унималась глупая голова. – Так что ты тут выражайся поаккуратнее, а то точно чего-нибудь потом не досчитаешься. А история твоя – это вообще бред сивой кобылы. Я тут немного полетал по свету, знаю. Каждый только себя хвалит и в том других убедить пытается.
– Тут даже и спорить-то смешно, – вмешалась умная голова. – Не зря же придумали поговорку: «Один ум хорошо, а два – лучше». Ежели ты двухголовый, то ты уже от рождения умный; можешь и войском командовать, и, к примеру, кухней руководить. А вот ежели у тебя одна голова, то тут тебе крупно не повезло; по нашим меркам ты так полудурок. Поэтому народ у нас дружно переходит в двухголовые, и это еще одно доказательство того, что мы, то есть я, Змей, прав. Тьфу ты, совсем запутался.
– Может быть, может быть. Вот только головы у многих, мягко говоря, в зачаточном состоянии. – Санька решил немного поспорить. Ну неужели он, человек из будущего, не переговорит какого-то там птеродактиля, к тому же давным-давно вымершего.
– Это ничего не значит. – Умная голова явно стремилась развить свою двухголовую идею. – Главное – принцип. И мы нашими принципами никогда не поступимся.
– А если кто не согласен в двухголовые переходить?
– У нас таких нет, – моментально откликнулась глупая голова.
Первая голова укоризненно посмотрела на вторую и повернулась к Саньке:
