полоса неприятностей: непогода, разбойники по лесам объявились, люди промеж собой ссориться начали. Чем дальше, тем больше. А третьего дня появились и эти темные люди, о которых царь говорил. Колдуны они или нет, не знаю, мое дело – неприятеля бить, но на людей словно наваждение находит; объяснить ничего толком не могут. Молчат, и все. Помнишь оборотней, что на нас напали? По всему, этих самых колдунов рук дело. А те, кто сопротивляться пытается, исчезают. Самое странное, что толком их никто не видел. Мои лазутчики доносят: противника вроде бы и немного, а уже три заставы вчистую вырезаны. И никаких свидетелей. Не у кого спросить, что и как. Вот такие пирожки с капустой получаются. На рожон не лезь, будь поосторожнее. Если раньше они по окраине шастали, то теперь рядом объявились. И еще. В той стороне замок племянника Змея Горыныча. Дорога проходит мимо, и хотя племяш ни в чем пока плохом замечен не был, но чует мое сердце, будет нам еще с ним забот. Так что ты ворон-то в дороге не лови. Мало ли что.
– Ерунда, – приосанился молодец.
Василиса посмотрела на него и покачала головой:
– Ой, не хвались. Заставы не дети малые охраняли, и то сгинули. Никто не знает, откуда эта темная напасть и насколько она сильна.
– Ну, вы, ребята, даете, у вас тут, оказывается, уже давно черти шалят. Вы сами все знаете, но только теперь, когда жареный петух клюнул, спохватились. Ладно, сильно не переживайте. Раз выпал мне такой жребий, придется выполнять. Правда, если уж честно говорить, я очень сомневаюсь, что со злыми силами справлюсь, не волшебник все-таки, а вот посмотреть да Берендею доложить – это мы запросто. Я же тут у вас не случайно появился.
И Санька рассказал всю свою историю, особенно отметив непонятное поведение советника.
– Пойду и набью Хряку морду, – прорычал Липуня.
– Нет, – не согласилась Василиса, – это грубо и ничего не даст. Нужно отцу глаза открыть...
– А потом обязательно набить... моську, – закончил воевода.
– Меня дождитесь, я тоже поучаствовать хочу, – рассмеялся молодец и, весело посвистывая, отправился на конюшню.
Приближающаяся осень исподволь ляпала на густую зелень леса свои яркие, разноцветные краски. Дни еще стояли теплые, но ночью уже было довольно-таки прохладно; природа ненавязчиво предупреждала о грядущих холодах.
Санька не торопясь ехал на заставу, полной грудью вдыхая свежий воздух и разглядывая окружающую природу. Он не трусил, просто заметил интересную особенность: чем меньше торопить события, тем удачнее они завершаются.
На этот раз обошлось без приключений. Дорога была безлюдная, прямая, попыток исчезнуть не делала, и вскоре показалась сторожевая крепость. Охрана встретила у ворот и проводила в избу, где жил Сыч. Тот внимательно оглядел царского посланника, прочитал грамоту.
– Садись. Значит, так. Появились в наших местах чужеземцы. Вооружены. Смуту сеют. Обещают всем жизнь расчудесную. И сейчас, и потом, после смерти. Но только в том случае, если их беспрекословно слушаться будут.
– Так. Эту лабуду я уже знаю. Новенькое есть что-нибудь? Поймали хотя бы одного? Я бы с ним покалякал.
– Утром наш дозор с ними в лесу столкнулся. Драться не дрались; наших двое, а тех – полтора десятка, вмиг на копья бы подняли. Дозор отпустили, но сказали, что завтра с «ультиматом» придут. Что это за штука, не ведаю, но на всякий случай гонца послал к царю, потому как слухи всякие ходят.
– Они хотят, чтобы ты сдался, – хмыкнул Санька. – Ну, народ. Как говорит воевода, простой такой, как пирожки с капустой. Пришли не званы, не прошены; голос повышают, а вдруг испугаемся и лапки вверх. Совсем очумели. Одно радует, что встреча завтра. Сейчас поедим и баиньки. Не с такими парламентерами разговоры вели.
Сотник смотрел на сидящего перед ним паренька и думал, что уж больно тот молод и нахален. Но, с другой стороны, и слухов о подвигах этого молодца предостаточно. А главное, сам царь его прислал. Значит, свое мнение нужно пока держать при себе, а там видно будет, на что годится эта прыткая молодежь.
Не успело солнце подняться и осмотреться по сторонам, как к крепости приблизилась группа всадников в одинаковых серых плащах.
– Они, – проговорил стоящий рядом один из бывших в дозоре дружинников.
– Пошли. Как полномочный представитель царя беру переговоры на себя.
Сотник попытался деликатно намекнуть, что выходить совершенно не обязательно и со стены прекрасно все слышно, но было поздно: Санька, лихо подбоченясь, уже стоял за воротами.
– Привет, мышата. Как жизнь? Почем баранки на базаре?
В рядах «серых» произошло замешательство. Уж кого-кого, а эту сияющую физиономию здесь явно не ожидали увидеть. Капюшоны повернулись друг к другу; зашелестела быстрая, неуловимо-тихая речь. Действительно мыши – не поймешь, кто, чего, лиц не видно. Наконец один из них заговорил:
– Мы слуги господа нашего Иисуса Христа.
– Да и мы не басурмане какие.
– А договор у вас есть?
– Какой такой договор?
– Официальный. У нас с господом бумага подписана. Мы ему – почет и уважение, он нам – помощь и содействие в делах наших.
– Ну и где эта ваша бумаженция?
– Далеко. В сторожевой башне. Под надежной охраной. Так что вы должны...
– Не знаю, не знаю. Не имел, не привлекался, никого не обижал, ни у кого ничего не занимал, а значит, никому ничего и не должен. И потом, у нас людям верят, но не до такой же степени.
– Если вы с радостью не примете наших условий, то вам придется горько об этом пожалеть.
– Ничего не пойму. Вера у нас одна? Одна. А вы грозитесь.
– Ваша вера ложная. Правильная – наша.
Дружина тихо зароптала. Какой-то наиболее ретивый монах все подпрыгивал и тянул руку:
– Ах ты, мурло заморское. Мужики, дайте я ему по сопатке вдарю. Вмиг прозреет.
– Тихо! – Успокоив своих, Санька снова повернулся к парламентерам. – Мы вообще-то люди мирные, тихие. Нас не трогают – мы не трогаем. Так что идите себе подобру-поздорову от греха подальше.
– Гнев господа страшен. Наказание неотвратимо. – И серая группа повернула обратно.
Дружина смотрела им вслед, и кто-то задумчиво произнес:
– К вечеру нападут.
– А, ерунда, – потянулся Санька. – Их всего ничего. Удвоить караулы. Оружие к бою. Один полк поставить в засаду, другой за обозом. Крестьян в ополчение...
Сыч нахмурился:
– Тут в грамоте сказано, что ты нам в помощь прислан. Так что запомни, главный здесь – я. У нас сотня не собрана, всего два десятка человек. Какие полки, какие засады? И холопов без доспехов да мечей вмиг порубят. Их тут тоже всего ничего. У нас ведь застава сторожевая, а не посад. Так что иди отдохни, а я уж тут как-нибудь сам управлюсь.
Санька разобиделся. Еще бы. Его присылают, можно сказать, спасителем родной земли, а в ответ абсолютно никакого уважения. Хорошо, не хотят – как хотят. Отдыхать так отдыхать.
Но не спалось. Все-таки одного из «серой» группы он разглядел. И хотя тот все время молчал, показалось, что это старший. Вспомнились слова Липуни о трех погибших заставах. Что-то тут нечисто. Ведь сюда послали не кого-нибудь, а именно его, а он... Покомандовать, видите ли, не дали. Полководец непризнанный. Да, на обиженных воду возят. И Василиса в него поверила.
В дверь забарабанили:
– Беда, боярин!
– Ишь ты, уважают, уже до боярина дослужился. Что случилось?
– Вот мальчонка тут у нас. У него коза в лес убежала, он и пошел ее искать. Куда нынче без козы-то. Хорошо еще, что тихонько шел, волков у нас много. Глядит, а в роще «серых» уже видимо-невидимо. И все новые появляются. Малец говорит, прямо из воздуха. Не иначе, как нечистая сила объявилась.
