касалось лемурийцев, которые в силу национальной особенности всегда были людьми очень прямолинейными и не умели так скрывать свои эмоции, как наши граждане, которые делали это с искусством профессиональных лицедеев, а вернее, лицемеров.
К десяти часам утра весь офис гудел, как подземный секретный завод, все станки которого были настроены только на одну программу: обсуждение черной красавицы, стоящей на стоянке. Геру поздравило несколько человек, при этом их лица были перекошены гримасой ненависти, тщательно выдаваемой за дружелюбие.Одна известная офисная Мессалина по имени Саша Марченко, тайно живущая с одним из лемурийских начальников, о чем знал решительно весь офис, подошла к Гере и прокуренным голосом, который она считала, видимо, безумно сексуальным, произнесла ожидаемую фразу:
– Герочка, поздравляю, тачка шикарная. Ты ее с новья брал или юзаную?
Гера ненавидел эту Сашу даже больше, чем всех остальных своих коллег. Она напоминала ему его собственное уродливое отражение в кривом зеркале.
– Саша, я не люблю юзаные машины так же, как и юзаных не пойми кем женщин.
Марченко, казалось, потеряла дар речи, и Герман понял, что нажил только что мстительного врага. Она искусственно улыбнулась: буквально «сделала» улыбку на лице, при этом глаза ее горели желтым огнем загнанной в угол кошки. Саша ничего не сказала и демонстративно направилась прямо в кабинет Мурды с целью, как она всегда выражалась, «довести до руководства все тонкости и реалии российской действительности». Саша для лемурийцев давным-давно была «своей», они передавали ее друг другу, как переходящий в первобытном племени от отца к сыну каменный топор. Когда у очередного любовника заканчивался контракт и он был вынужден вернуться на историческую родину к жене и детишкам, этот добродушный и не жадный для друзей лемуриец от души рекомендовал Сашу своему преемнику. Поэтому и в кабинет Мурды она всегда заходила когда хотела и в обход всяких правил, без доклада.
Гера почувствовал, что перегнул палку и вообще сделал ошеломляющую глупость, приехав на этой машине на работу. Зависть, казалось, висела в воздухе, и ее дым был гуще, чем табачный перегар курилки в аэропорту Домодедово. Завистью пахло даже из стоявшего на его столе монитора. Он еще раз вспомнил Калугина, чертыхнулся про себя и стал собираться на еженедельное совещание, которое каждый понедельник проводил Мурда. Но совещание все никак не начиналось. Мурда не выходил из своего кабинета. Так прошло минут десять. Наконец дверь распахнулась: на пороге стояла Марченко, и вид у нее был крайне удовлетворенный. Проходя мимо стола Германа, она как бы невзначай бросила:
– Тебя шеф вызывает.
Гера почувствовал, как заныло в области солнечного сплетения, но, быстро взяв себя в руки, он пружинисто поднялся, схватил со стола ежедневник и проследовал в кабинет Мурды. Тот сидел за столом и преувеличенно внимательно что-то рассматривал на экране монитора. Герман прикрыл за собой дверь и принялся молча ожидать приглашения садиться. Наконец его «заметили». Мурда оторвался от монитора и с откровенной неприязнью поглядел на Германа. Подчеркнуто сухо, перейдя на английский, предложил ему сесть.
– Кленовский (всех сотрудников мужчин он называл только по фамилиям), я слышал, вы купили новый автомобиль?
«Да не слышал ты, а видел, хватит придуриваться», – подумал про себя Гера.
– Нет, мистер Мурда, сэр. – Герман знал, что Мурда боготворит обращение «сэр» и постоянно этим пользовался. – Я эту машину не покупал. Все дело в том, что это бывший автомобиль моего ныне покойного двоюродного брата. Он умер неделю назад от СПИДа и перед смертью завещал мне эту машину. Он, знаете ли, был очень богатым человеком, в то же время всегда, всю жизнь он был страшно одинок, понимаете? Однажды он поехал в Таиланд, чтобы преодолеть свое одиночество. Ну, вы меня понимаете? Я имею в виду, вы понимаете, как именно обычно одинокие мужчины преодолевают свое одиночество в Таиланде, не так ли? Так вот, он поселился в номере сразу с тремя девушками легкого поведения, и все они развлекались там несколько дней, а потом он вернулся в Москву и через некоторое время почувствовал себя нехорошо. Тогда он решил сдать анализы, и в его крови был обнаружен СПИД. Он завещал почти все свое состояние мне, так как я его единственный близкий родственник, и вот эта машина теперь моя. Я могу предоставить свидетельство о его смерти и копию нотариально заверенного завещания, если этого будет достаточно для подтверждения моих слов!
Мурда как будто поверил ему и сразу заметно повеселел. Он закинул руки за голову и откинулся на спинку кресла. Внимательно поглядел на Германа:
– О’кей! У меня не было оснований не доверять вам, и я рад, что теперь все прояснилось.
Гера перевел дух, надеясь, что инцидент на этом исчерпан. Он мысленно похвалил себя за находчивость и поблагодарил того дьяволенка-проказника, который нашептал ему нужные слова. Однако Мурда не намерен был заканчивать разговор:
– Я давно уже хотел поговорить с вами, Кленовский, но у меня всегда так много дел, а разговор, между прочим, важный.
– Я слушаю вас, сэр.
Мурда встал из-за стола, подошел к двери и повернул вертушку блокиратора замка. Вернувшись за стол, он нажал на офисном телефонном аппарате кнопку отмены вызовов, а мобильный телефон отключил. Герман следил за его действиями с некоторым недоумением: он почувствовал во всем этом какую-то фальшь и сейчас старался понять, к чему надо быть готовым. Гера почувствовал, как тот самый дьяволенок, живущий внутри, также напрягся и находится в готовности для немедленного экспресс-анализа любого сценария развития дальнейших событий.
Мурда тем временем вернулся на свое обычное место за письменным столом, положил на столешницу вытянутые руки ладонями вниз. Посмотрел на Геру, прищурившись, и неожиданно подмигнул ему левым глазом. Гера не нашел ничего лучшего, чем ответить вежливой улыбкой. Некоторое время они смотрели друг на друга и молчали. Мурда явно тянул время и словно изучал Германа, не отводя от его лица взгляда хитрых глаз за поблескивающими стеклами очков. Наконец игра в «молчанку» закончилась. Мурда первым подал голос:
– Кленовский, многие говорят о вас, что вы бесчестный человек и берете взятки. – Мурда нарочито медленно оторвал правую ладонь от столешницы и, так же медленно, неотступно глядя при этом на Германа, перенес ее на какую-то папку, лежащую у края стола. – Вот здесь, в этой папке, признание, подписанное одним из наших поставщиков, о том, что вы вымогали у него взятку, и когда тот отказался, то вы стали применять к нему самые настоящие репрессии. До сих пор ни разу не заплатили ему денег за проданный товар, не размещаете его товар в наших рекламных каталогах, в общем, – Мурда похлопал ладонью по гладкой поверхности папки, отчего раздался звук, похожий на тот, который издает лягушка, шлепающая брюхом по трясине родного болота, – в общем, строите ему всяческие козни. И таких писем
