глубоко наплевать. У меня есть обоснованное желание жить по-человечески так, как я это понимаю, и все тут.
Чернушин потер переносицу:
– Жить по-человечески никому и никогда не позволит коллектив.
Гера опешил от такой разумной мысли, родившейся в голове типичного представителя, как он называл его, «конченого» поколения. Покачав головой, он жестом дал понять, что разговор завершен. Они вернулись в офис, и, перед тем как вновь погрузиться в рабочий кавардак, Герман сказал, обращаясь в Чернушину:
– Ты только подтвердил аксиому, которая гласит, что исключение возможно в любом правиле и лишь его подтверждает.
– Вы о чем?
– Да так… О своем. Работай давай, Миша. С сегодняшнего слова этот глагол для тебя стал иметь совсем иное, чем раньше, значение и смысловое наполнение, ха-ха-ха…
Тот, кто вместо сердца
Звонок Насти перечеркнул весь негатив того дня. Герман просто просиял, когда увидел на экране мобильника ее номер. Ленивая Оксана, развлекавшая себя на этот раз поеданием «чурчхелы», купленной во время обеденного перерыва, словно окаменела, увидев выражение полного счастья, совершенно неожиданно появившегося на лице Геры, и так и застыла с колбаской «чурчхелы», несколько двусмысленно торчащей изо рта.
– Настя! Я так рад! Я так рад, что ты позвонила мне! Я только что освободился и уже хотел набрать твой номер, достал из кармана телефон, и… ты позвонила. Это совпадение? Как ты считаешь?
Гера не врал. Он действительно собирался позвонить ей, но Настя его опередила:
– Наверное, таких совпадений не бывает. Чем ты занимаешься сейчас? Много работы в клинике? Ты оперировал сегодня?
Герман немного понизил голос:
– Да. Сейчас как раз закончилась операция, и я успел снять перчатки и вымыть руки.
Начавшую вроде понемногу шевелиться Оксану вновь парализовало.
– А у меня, представляешь, сегодня было интервью с одним известным писателем. Это оказался настолько противоречивый человек, что мои мозги до сих пор как будто обработали жидким азотом и при малейшей попытке понять, где он мне говорил правду, а где, откровенно издеваясь надо мной, а следовательно, и над читателями, врал, мозги просто расколются на кусочки и будут греметь в черепе, отчего я буду напоминать этакую погремушку на двух ногах.
– Интересно. Что же это такое мог наговорить тебе этот профессиональный графоман? Ты мне расскажешь сегодня при встрече?
– Да. С удовольствием. А ты расскажешь мне какую-нибудь захватывающую кардиологическую историю?
– Непременно, Настя. Самую ужасную историю о том, как я однажды вскрыл у живого пациента грудную клетку, а сердца под ней не обнаружил!
– Как? Как это? Ты меня разыгрываешь? Ну, то есть, разумеется, ты меня разыгрываешь! Ведь ты не врач-патологоанатом, которой пришлось вскрывать труп инопланетянина в фильме «Люди в черном»?
– Нет. Это совершенно правдивая история. Моим пациентом был один ммм… один вороватый менеджер – снабженец. Так вот у него вместо сердца в груди сидел маленький, сморщенный и очень-очень злой чертик. Я решил вытащить его из тела наружу, чтобы он умер от дневного света, а вместо него хотел вставить нормальное человеческое сердце… Да только ничего у меня не вышло. Когда чертик понял, что я собираюсь схватить его своими хирургическими щипцами, он сначала страшно зашипел на меня, а потом, видя, что я его не испугался, он перегрыз все опутывавшие его кровяные артерии, и мой пациент умер. Мы не смогли остановить кровь. Вот такая грустная история случилась со мной однажды.
Настя молчала. Герман окликнул ее:
– Что! Что с тобой такое, Настя?! Мой рассказ испугал тебя? Прости, я больше не…
– Знаешь, Герман, – медленно произнесла Настя, – я хочу попросить тебя, чтобы ты больше никогда не рассказывал мне этой истории. Она показалась мне слишком… слишком правдивой.
– Прости! Извини! Я не хотел… Я… Господи, я правда не хотел расстроить тебя. Где мы встретимся?
– Давай сходим погуляем?
– Погуляем? Ты хочешь гулять?
– Да. Я хочу просто гулять и разговаривать с тобой.
– Я с удовольствием приму твое предложение, я уже даже и не помню, когда просто так гулял по улице. И знаешь, мне будет очень неспокойно в эти несколько оставшихся до нашей встречи часов.
– Почему?
– Потому что я сейчас напоминаю сам себе ребенка, которому запретили есть варенье из банки, стоящей в буфете, до семи часов вечера, а ему очень хочется именно этого варенья, причем прямо сейчас. Оно на время заменяет для него Вселенную. А живому организму очень важно чувствовать себя частью своей Вселенной. Ведь она для каждого из нас своя, и несчастный маленький человечек, который не может попробовать лакомство из банки, чувствует полное отчаяние оттого, что у него нет этого ощущения сопричастности. Трагедия, да и только.
– Я тоже чувствую себя отлученной от варенья. Но верю, что буфет скоро откроют.
– Ха-ха-ха, до встречи, Настя.
