– Коспотин обер-лейтенант кафарит тепе, што ми фашистен, – как мог перевел слова своего начальника Пауль.
– Чего?! Вы все охуели, что ли?! Хватит заниматься ерундой! Какие еще фашисты?!
– Коспотин обер-лейтенант кафарит тепе, што ми пришли са тапой и ты сейчас поетешь с нами на этой машина. Ти арестофан!
– Ладно, ребята… Вы давайте этот цирк прекращайте и отпустите меня. Шутка сильно затянулась, – взяв себя в руки, проговорил Свин. – Нету никаких фашистов, давайте отпускайте меня, а то мне домой пора. Я устал. Ай! Йоу, как больно!!!
Теперь уже другой эсэсовец несколько раз ударил Свина прямо в лицо и, видимо, перестарался, потому что Алик потерял сознание…
…Очнулся он на каком-то пустыре, видимо, то ли на окраине Москвы, то ли за городом, привязанным с заведенными назад руками к столбу линии электропередачи. Черная машина с орлом стояла неподалеку, а обер-лейтенант командовал тремя своими людьми.
– Ваффе зу безорген! – услышал ошалевший Алик и увидел, как трое фашистов достают из кобур, присобаченных к их портупеям, не что иное, как самые настоящие «люгеры» – традиционное фашистское оружие – и направляют их стволы в его, Алика, сторону.
– Эй, – прохрипел Алик, вдруг осознавший, что никакая это не шутка, а все, что происходит сейчас с ним, есть не что иное, как явь, – вас же не существует… Вас на самом деле нету…
Тот, кого звали Паулем и с грехом пополам говорящий по-русски, не опуская свой «люгер», ответил:
– Ми всекта там, кде нас помнят и шьдут. Ти посваль, ми пришли.
– Нет! Нет! Я все врал! Мне за это платили! – Алик извивался как змея, но фашисты привязали его очень крепко, как только и могут привязать эсэсовские палачи беззащитного паренька-партизана.
– Гешпрех айнсштеллен, – скомандовал обер-лейтенант. – Фояр!
Больше Алик не успел ничего сказать и последнее, что он увидел перед тем, как провалиться в какой-то холодный и, по-видимому, бездонный колодец, были три языка пламени, показавшиеся на кончиках стволов «люгеров»…
…Генерал Петя задержался на работе допоздна. Разбирал какие-то документы, кажется, отчет Счетной палаты о ревизии какого-то министерства. В отчете, как всегда, значилось, что в министерстве не все гладко с расходованием средств по назначению и бюджетные денежки ушли в основном на покупку некоторого количества дорогущих квартир для министра, двух его замов, трех их любовниц и почему-то начальника АХО, завхоза по фамилии Должиков. Генерал Петя поправил очки и пробормотал себе под нос:
– Что завхоз, что прапорщик – главные ворюги, – подчеркнул эту фамилию и сделал приписку красным карандашом: «Закозлить первым».
Зазвонил аппарат спецсвязи, и генерал Петя, не отрывая глаз от отчета, снял трубку:
– Сеченов у телефона.
– Товарищ генерал, ваше задание выполнено!
– Концы в воде?
– Так точно, товарищ генерал!
– Молодцы, хорошо поработали. Выпишу вам премию.
– Рады стараться, товарищ генерал!
– Да не ори ты так, Паша, – Сеченов поморщился и потер ладонью оглохшее ухо, – реквизит на «Мосфильм» не забудьте сдать и оружие в спецхран.
Отходная молитва
Володя сидел на Гериной кухне и пил большими полными рюмками водку. У него начался отходняк, его мутило, несколько раз рвало, а сейчас почти целая бутылка водки не могла унять колотивший его нервный озноб. Гера ничего не пил, вернее, делал вид, что пьет. Он лишь подносил рюмку к губам и после того, как не видящий ничего вокруг себя Володя заливал в глотку очередную 50-граммовую водочную порцию, ставил свою наполовиненную стопку обратно. Гера наблюдал и ждал.
Наконец Вова стал подавать какие-то признаки возвращающегося рассудка, не перепрыгнув, к счастью, от состояния глубочайшего стресса в алкогольный угар. Видимо, прояснение между двумя этими полюсами обещало быть недолгим, и Гера поспешил задать Вове несколько вопросов. Где тело? Где пистолет? Не видел ли кто? И все в таком духе. Вова, глядя прямо перед собой отчаянными глазами, ответил на все эти вопросы ответами, устроившими Геру на все сто процентов, но вот потом он сказал нечто такое, отчего Гера лишь помрачнел:
– Г-герман, и-ик, а что же теперь с нами будет?
– Что ты имеешь в виду, Володя?
– Н-ну, там, с-следствие и все такое?..
– Да все будет хорошо, чего ты, Володь? Теперь все будет хорошо.
– Боюсь я, Герман. Боюсь…
– Чего тебе бояться? Сам же сказал, что никто ничего не видел. Вот только резину смени.
– А?
– Два! Резину, говорю, поменяй на всякий случай. Ты же там следы оставил от своего нынешнего протектора? Лучше поменяй скаты, а старые выбрось.
Володя стремительно приближался к состоянию алкогольной агрессии и, немного поразмыслив над
