– Ну так входи, – донеслось из комнаты.
Галиарт вошел, и, подняв факел, шагнул к кровати. Одеяло справа от лежавшего на спине Леонтиска было подозрительно скомкано. Галиарт глянул ниже и успел заметить выглядывавшую из-под одеяла узкую розовую ступню, которая, впрочем, тут же втянулась. Сын наварха хмыкнул, глянув в ничего не выражающее лицо друга и бросил:
– Так я и думал.
– Э?
– Собирайся, мы уезжаем. Немедленно.
– Что за спешка? Мы проиграли суд? – озабоченно нахмурился Леонтиск, садясь в постели.
– Потом, все потом. По дороге расскажу. Где твоя одежда? Давай помогу…
Когда афинянин был уже готов и с помощью друга проследовал к двери, Ариадна не выдержала. Закутавшись в одеяло и старательно избегая смотреть на Галиарта, она выскользнула из постели, прижалась к Леонтиску и что-то тихонько зашептала ему на ухо.
– Конечно, маленькая. Скоро, – ответил тот, нежно погладив ее по голове. И, игнорируя убийственный взгляд Галиарта, повернулся к выходу.
Тетка Афросида ждала их у крыльца с полной корзиной снеди.
– Держи, – протянула она корзину Леонтиску. – Удачи тебе, афинянин.
– Не поминай лихом, матрона Афросида, – Леонтиск смущенно принял корзину и поспешил выйти на улицу. Невольник Фин проводил их до ворот, освещая дорогу.
За воротами их ждала двухколесная повозка-дзигон, запряженная парой неказистых рабочих лошадок.
– Шевелите копытами, – пробурчал сидевший с поводьями парень. – Лезьте быстрее.
– Ты, Феникс? – прищурился Леонтиск, пытаясь проникнуть взглядом сквозь тьму.
– Привет, однорукий!
Друзья похлопали друг друга по плечам. Галиарт с Леонтиском забрались в возок, Феникс издал губами характерное причмокивание возничих, и они тронулись.
– Гляжу, ты тут неплохо проводил время, – едко бросил Галиарт, не глядя на афинянина. – Позволь спросить: а как же возлюбленная, что дожидается тебя в Афинах?
– Я приношу несчастья тем, кто мне близок, – глухо отвечал Леонтиск. – И не хочу испортить жизнь Эльпинике. Будет лучше, если мне удастся забыть ее, выгнать из сердца, чтобы не причинить ей зла.
– Дурак, – ответствовал сын наварха. – Этим ты и причинишь ей зло.
– Прошу, не будем об этом, – выдохнул афинянин. – Я… я сам еще не разобрался в себе, в том, чего хочу. После гибели Корониды… и Софиллы… все не так.
– Не будем, – Галиарт опустил ладонь на руку друга, и пальцы их сомкнулись, молчаливо подтверждая давешнюю клятву мести. Она принадлежала им двоим, Фениксу ни к чему было знать о ней.
– Что за маскарад? – спросил после минутного молчания Леонтиск, когда его привыкшие к темноте глаза разглядели простые холщовые хитоны и драные плащи, в которые были облачены друзья. – Мы что, на самом деле смываемся? Что, во имя всех богов, произошло?
– Нужно было тыркаться потише. Агиадовские псы сбежались на стоны и чмоканье, хе-хе, – Феникс, похоже, кое-что понял из разговора друзей.
– Кто-то пронюхал, что ты можешь быть здесь, – пояснил Галиарт. – Нам сообщили, что вокруг поместья старины Поламаха два дня крутились подозрительные типы.
– Может, они прямо сейчас поджидают нас на дороге? Я не боец из-за этой проклятой руки, – тем не менее Леонтиск переместил поудобнее лежавший на коленях астрон.
– Нет, чужаки ускакали в город, так, по крайней мере, нам сообщили. Вот мы и решили, пока они не вернулись, от греха подальше спрятать тебя в более укромное местечко. Тем более что мы уезжаем и в ближайшее время не сможем следить за твоей безопасностью.
– Уезжаете? – Леонтиск услышал только это. – Куда? И кто это – «мы»?
– Мы – это царевич и все его «спутники», кроме Лиха и Энета, ну и Аркесила, разумеется, которые остаются приглядывать за обстановкой в городе. А куда… На Крит, конечно, за царем Павсанием. Куда же еще?
– Вот это да! – возбужденно воскликнул Леонтиск. – На Крит? Так синедрион все-таки прошел? Мы победили?
– В общем, да, хотя не все так просто… Но это нужно рассказывать сначала.
– Я тебя сейчас загрызу, клянусь Меднодомной! – прорычал афинянин. – Столько дней ни вести, ни привета, и сейчас еще осла за хвост тянешь! Рассказывай. Чего ты ждешь?
Повозка вывернула на Южный большак. Государственным трактом он был только по названию: южнее Спарты капитальных дорог в ту пору еще не существовало, и большак представлял собой утоптанный (или раскисший от дождей, в зависимости от погоды) шлях, тянувшийся на шесть сотен стадиев до самого мыса Малея, юго-восточной оконечности Пелопоннеса. И в любое время года характерной чертой этой дороги являлись выбоины и горбы. Потому ось повозки нещадно скрипела, колеса подпрыгивали на ухабах, а кузов трещал так, словно вот-вот развалится. Одним словом, ощущения эта ночная прогулка дарила сильные, и их еще усиливал холодный северный борей, трепавший волосы и норовивший забраться под одежду.
– Синедрион состоялся вчера, с опозданием на один день из-за каких-то неблагоприятных знамений, замеченных эфором Полемократом, – начал рассказ Галиарт. – Сам знаешь, как мы готовились к этому
