Кружево

что кто-то где-то их бракует, и из-за этого чувствуют себя неуверенно и очень легко уязвимы.

Джуди натянула свою кремовую вязаную шапочку так, чтобы та закрывала уши.

— Некоторые девочки, чтобы отбить аппетит, живут на возбуждающих средствах, из-за этого они постоянно взвинчены и обижаются на всякую мелочь. Другие не могут заснуть из-за постоянных переездов и непрерывной череды все новых гостиниц. Эти глотают снотворное, и потом я их утром не могу добудиться. — Джуди засмеялась. — А иногда я не могу до них достучаться просто потому, что их нет в номере. Подцепят какого-нибудь парня в баре и пропадают неизвестно куда. Только отгонять от них фотографов — одного этого занятия хватило бы на полноценную работу.

— Ну, меня ты всем этим не испугаешь, — Ги легонько щелкнул Джуди по курносому носу. — Я обязательно поеду. Мы поедем вместе. Ты помогла мне добиться успеха во Франции. А на этот раз, Джуди, я постараюсь сделать так, чтобы ты навсегда стала частью моего успеха! Больше ты от меня так легко и просто не сбежишь… Если, конечно, не будешь носить такие дикие шапки. — Он сдернул с нее вязаную шапочку кремового цвета и зашвырнул ее в Ист-Ривер. — В таких штуковинах моя бабушка держала вареные яйца, чтобы те не остывали. Завтра первым делом мы купим тебе великолепную шапку у Сакса. Меховую, из лисицы. А такие вязаные чепчики носят только груднички.

К большому удивлению Ги, Джуди вдруг разревелась.

Часть III

14

Максина, которой уже исполнилось семнадцать, начала работать в Лондоне, в хаотической на первый взгляд мастерской Партриджа, располагавшейся над тихим магазинчиком неподалеку от Бонд-стрит. Своим внешним видом и манерой одеваться господин Партридж больше напоминал биржевого брокера из Сити, нежели знаменитого модельера. Он производил впечатление человека одновременно обаятельного и беспомощного, отчего у тех, кто его окружал, возникало ощущение, что именно им надлежит сделать то, что не смог бы сам Партридж; и поэтому его сотрудники чувствовали себя не просто наемными работниками, но людьми необходимыми, желанными и сопричастными общему делу. Партридж отличался мягкостью в обращении, добрым нравом и образованностью, но был предельно жестким и бескомпромиссным во всем, что касалось работы. Главными его профессиональными достоинствами были редкостное чувство цвета, безукоризненное понимание меры, а также отсутствие какой-либо внутренней скованности в сочетании с разумной осторожностью.

Поначалу Максине пришлось хорошенько изучить и запомнить марки и названия всех материалов, которые использовались в мастерской, после чего ее допустили к работе, заключавшейся главным образом в беготне. То ей поручали взять где-либо образцы красителей, то отнести куда-то образцы тканей, то подобрать шелк такого лимонного оттенка, который соответствовал бы вот этому образчику лимонно- желтого атласа. Просто поразительно, часто удивлялась она, сколько существует расцветок, оттенков, текстур тканей! И при этом девяносто девять процентов из них производят совершенно отталкивающее впечатление! Вскоре она получила повышение: ей доверили изготовление расклеек — картонных листов, на которые Максина наклеивала квадратные лоскутки — образцы всех тканей, расцветок и отделочных материалов, а также фотографии или рисунки аксессуаров и других предметов, которые должны были сопутствовать данной модели или находиться в одном интерьере с ней в момент ее показа. Максине нравилась эта работа, здесь находилось применение и ее хорошему чувству цвета, и стремлению к безукоризненной простоте и ясности линий. Она научилась также хорошо составлять технические описания. Ум Максины был подобен отлично организованной канцелярии, а ее практичность и дотошность в мелочах оказались ценнейшими достоинствами в те моменты, когда мастерскую сотрясал очередной из регулярно происходивших там приступов производственной лихорадки.

Через несколько месяцев Партридж открыл для себя ее страсть к старинной мебели и стал посылать Максину в походы по самым отдаленным и запыленным магазинам антиквариата и на малоизвестные аукционы типа «Остин из Пекэма», где всего за несколько фунтов можно было подчас купить викторианский гардероб красного дерева со специальным отделением для шляп, в которых ходят в оперу, или же — но за гораздо большую сумму — почти чиппендейловский книжный шкаф-секретер со сломанной передней стенкой.

Но больше всего Максина любила приобретать мебель в известном только немногим магазине антиквариата, что располагался на Понт-стрит. Магазинчик этот был очень тихим и темным. Владел им чрезвычайно приятный пожилой человек по имени Джек Реффолд, которого отличали высокий вибрирующий голос, тонкий вкус и безошибочное чувство пропорции. В его магазине Максина обнаружила то, что не встречалось ей ни в одном другом месте: голубой, расписанный орнаментом в виде птичьих перьев фарфоровый сервиз для завтрака с яхты королевы Виктории; или же набор приданого для куклы- невесты, уложенный в миниатюрный чемодан; или как будто написанная кровью картина Трафальгарской битвы. Лучшие вещи из этого магазина отправлялись прямо в Нью-Йорк, однако Максина стала здесь одной из постоянных покупательниц. Особенно ей нравилась та викторианская мебель из грубо обработанной сосны, которую ее бабушка просто выбросила бы из дома как непригодную даже для слуг.

Как-то июльским вечером, в золотистой предзакатной дымке лондонского лета, Максина, усталая, возвращалась через Мэйфэр с работы. Она выбрала путь, пролегавший через Белгрэйв-сквер. В магазине Реффолда работали допоздна, и Максина заглянула туда, чтобы выпить стаканчик шерри и поболтать с Джеком и тремя его добродушными пожилыми помощниками.

К этому времени Максина успела уже немало узнать о старинной английской и французской мебели и о том, какую цену за нее готовы были платить американцы. Джек Реффолд во многом поспособствовал тому, чтобы вкус Максины стал утонченнее. Он показывал и объяснял ей, что достойно восхищения в старинных вещах, будь то стул работы Шератона или же ваза для фруктов из мейсенского фарфора, и на что надо в первую очередь обращать внимание. В этот вечер он ворчал по поводу не понравившейся ему расписной рокингхэмской вазы.

— Вы только посмотрите, Максина, какой это ужас! Запомните: прежде всего надо смотреть на общую форму вещи — она должна быть пропорциональной. Эту вазу как ни украшай, все бесполезно, поскольку она бесформенна, — его и без того вибрирующий голос дрожал от возмущения еще сильнее. — А кроме того, она огромна! Запомните, милая девочка: никогда не покупайте ничего большого, потому что потом это очень трудно продать. — Он подлил ей в стаканчик шерри и продолжал: — В наше время многие живут в маленьких комнатах и поэтому хотят, чтобы и мебель у них была некрупная. Они не хотят покупать вещи, на которых слишком много резьбы и украшений —. с таких вещей трудно стирать пыль. Правда, сэр Хью Кэссон говорит, что если вещь заслуживает приобретения, то она заслуживает и того, чтобы с нее смахивали пыль. Не думаю, однако, что сэр Хью занимается этим сам.

Выйдя из магазина, Максина отправилась к дому пешком, наслаждаясь золотистыми вечерними сумерками и размышляя о том, как прекрасна жизнь. Однако, отпирая красную входную дверь, она вдруг услышала доносившиеся из комнаты рыдания. Максина поспешно бросилась внутрь. На узкой кровати лежала Кейт, голова покоилась на коленях у Пэйган, и обе они рыдали в голос. Пэйган подняла покрасневшее, все в пятнах от слез лицо и молча протянула Максине вечернюю газету. На последней странице было короткое, на два дюйма, извещение: «Министерство обороны сообщает, что на прошлой неделе в ходе боев с коммунистическими террористами в районе Пананга, Малайя, убит субалтерн полка „зеленых беретов“ Николае Клифф, сын сэра Вальтера Клиффа, проживающего в Бартон-Корт, Бартон, графство Шропшир».

Максина не верила своим глазам. Она еще никогда в жизни не сталкивалась столь непосредственно