сопровождался столь же стремительным ростом преподавательского состава, и, наряду с другими факторами, это также стало причиной снижения образовательных стандартов. В результате в этот период высшие учебные заведения оказались вынужденными выпускать в массовом порядке полуобразованных специалистов, пополнявших ряды интеллигенции. Взрослое образование, нацеленное на воспитание собственной «рабочей интеллигенции», которая могла бы эффективно управлять общественными и производственными процессами, закрепило указанную тенденцию. Более того, сами участники этой акции весьма часто не выдерживали тяжести возложенных на них задач и новых обязанностей.
Программа обучения на всех уровнях усиленно внушала учащимся, что их главная задача заключается в том, чтобы вырасти достойными строителями социализма, твердо отстаивающими марксистско-ленинские взгляды и ценности от влияния реакционной, идеалистической, религиозной идеологии. Эта задача обусловила необходимость заменить все традиционные учебники. Причем подготовка новых учебных пособий происходила под пристальным вниманием соответствующих партийных органов. Наряду с изданием собственных учебников издавалось множество переведенных с русского брошюр, которые также рассматривались, особенно в вузах, в качестве учебных и научно-методических пособий (призванных заменить сугубо специализированные труды в списках рекомендованной литературы). Преподавание иностранных языков в школе ограничивалось изучением русского языка, причем ставшего обязательным с пятого класса начальной школы, несмотря на полное отсутствие подобной традиции и квалифицированных учителей. В университетах и колледжах были созданы кафедры и отделения марксизма-ленинизма, дабы донести до всех студентов свет «нового Евангелия», тогда как масса профессо- /540/ ров и преподавателей, не способных правильно его исповедовать, решительно изгонялись. В святая святых новой науки – в храм диалектического и исторического материализма, а также к истории коммунистических партий СССР и Венгрии, разумеется, допускались только слушатели высшей партийной школы – той кузницы, где ковались избранные, надежные кадры номенклатуры.
Партия не упускала из виду и досуга молодежи, направляя его в нужное русло даже во время отдыха и веселых забав. Она организовывала летние лагеря, турпоходы, спортивные соревнования, специальные городки и даже «Пионерскую железную дорогу». Пионерское движение было создано в 1946 г. в качестве альтернативы, а затем и замены движения бойскаутов для детей в возрасте до 14 лет. Для тех, кто был старше 14 лет, в 1950 г. организовали Союз рабочей молодежи. Задачей обеих организаций являлось воспитание здоровой, жизнерадостной молодежи, способной преодолевать те трудности, которые будут встречаться на пути построения социализма. По той же причине поощрялись и массовые занятия физкультурой. Ежегодно в соревнованиях на призы движения «Готов к труду и обороне», проводившихся по всей стране, принимало участие полмиллиона юношей и девушек. Что касалось самого спорта, то сенсационные результаты, достигнутые венгерскими спортсменами в некоторых видах программы на Олимпийских играх 1948 и 1952 гг., а также триумфальные победы «золотой футбольной команды» Венгрии на стадионах Европы, весьма различно воспринимались властями страны и самим населением. Для верхушки достижения в спорте обладали огромной пропагандистской ценностью, доказывавшей превосходство социалистической системы, и поэтому громко ею превозносились и щедро субсидировались. Народ видел в спорте возможность по-своему расквитаться за недавнее унижение нации, как способ хотя бы на время забыть об отвратительном настоящем и испытать подавляемое чувство подлинной национальной гордости.
Все остальные сферы культуры в широком смысле этого слова также были в высшей степени политизи- рованы: ежедневными политинформациями и политзанятиями с чтением статей из газеты «Сабад неп» – центрального органа печати ВПТ, и их обсуждением в свете проводимой партией политики на производстве официальная идеологическая обработка рядовых граждан отнюдь не ограничивалась. Все праздники, включая религиозные, были превращены в общественные мероприятия и «наполнены прогрессивным содержанием». События революции 1848 г. интерпретировались в качестве исключительно /541/ плебейского, народного движения, и 15 марта стал днем присуждения Премии Кошута – недавно установленной высшей официальной награды в Венгрии. 20 августа (прежде этот день связывался с именем Иштвана I Святого), был переименован в День Конституции и стал отмечаться как дата «основания нового венгерского государства». Санта Клаус стал Дедом Морозом, а Рождество – Праздником елки. Кинотеатры и кинозалы быстро растущих «домов культуры» показывали в основном советские воспитательные фильмы, а также подражания им, произведенные в других «дружеских странах». В этой массовой киноиндустрии бесследно растворился и венгерский кинематограф, несмотря на то, что он пережил столь многообещавший экспериментальный период неореализма в первые послевоенные годы и несмотря на то, что в его распоряжении имелось немало первоклассных актеров, заслуживавших совершенно иной участи. Ученики Кодая занимались сочинением маршей, сонат и кантат, в которых восславлялся новый строй. «Буржуазная» классика и произведения всяких других «ретроградов» были изъяты из библиотек и убраны с книжного рынка, который заполнился нескончаемым потоком учебно- воспитательной литературы, представлявшей собой в основном произведения оракулов марксизма, их интерпретации и другие агитационно-пропагандистские материалы. Периодика и издательства стали выпускать однородную продукцию. Кофейни были закрыты как пережитки декадентского буржуазного образа жизни. Осуждались и писатели, для которых кофейни были как бы вторым домом и которые теперь оказались обреченными на молчание. Среди них: Немет с его призывом идти «третьим путем», великолепные лирики Милан Фюшт и Шандор Вёреш, публиковавшиеся прежде в «Нюгат», и многие другие. Даже Лукач, когда он отошел от политики, потому что не смог смириться с подлостью и пошлостью показательных процессов, стал объектом официозной критики, равно как и романист Тибор Дери, исповедовавший социалистические убеждения, но сам создававший слишком мудреную прозу, чтобы она могла отвечать требованиям «социалистического реализма» в представлении Реваи – нового диктатора вкуса. Некоторые писатели предпочли делать то, что от них ожидали: схематические художественные произведения, в которых воспевалась борьба масс за триумф социализма, внушавшая читателям энтузиазм и оптимизм. Даже лучшие из литераторов, которым разрешали печататься, были вынуждены выдавать подобные поделки либо изредка, либо почаще, а многие их читатели ломали головы, пытаясь найти в их произведениях какой-то тайный смысл, который, как /542/ они были уверены, скрывался между строк. Некоторые из авторов создавали шедевры, которые, однако, оставались в ящиках их письменных столов, как и отдельные полотна первоклассных живописцев, хранившиеся в студиях, подальше от чужих глаз, в то время как проходные их работы могли украшать стены самых престижных и монументальных общественных зданий, также возводимых по проектам подчас очень одаренных архитекторов, об истинном масштабе таланта которых оставалось только догадываться.
Предполагалось, что искусство и культура должны отражать героические усилия и успехи рабочего класса в деле построения более совершенного общества и стимулировать его на достижение все новых и новых высот. «Предела нет – только звезды в небе» – таков был любимый лозунг Ракоши. После «года решительного перелома» у коммунистов практически не было проблем с доведением до конца национализации в промышленности и в сфере обслуживания. 28 декабря 1948 г. они объявили о переходе в государственную собственность всех предприятий с числом занятых свыше 10 человек. Теперь те предприятия, что оставались в частном секторе, полностью теряли рентабельность, за исключением отдельных мастерских по ремонту. Поскольку трехлетний план был выполнен, эта мера стала частью стратегического замысла, обеспечивавшего успех первой пятилетки, начатой в январе 1950 г. Эта пятилетка должна была «заложить основы социализма», ускорив процесс социалистической индустриализации и переход к кооперативным формам ведения сельского хозяйства. Обе эти задачи слепо копировали советский опыт 1930-х гг., когда (частично добровольная) международная изоляция Советского Союза подпитывала сталинскую одержимость создать солидную тяжелую промышленность как базу для модернизации страны. Трудности с селом, которое не так-то легко было подчинить своей воле, тоже породили маниакальное стремление разорвать плотную социальную ткань деревенского общества, безжалостно разломав сложившиеся здесь отношения собственности. Холодная война, особенно в связи с созданием НАТО и с началом войны в Северной Корее (1950–51), казалось, оправдывала обе цели, связанные с достижением экономической самообеспеченности, усилением оборонного потенциала и «переносом классовой борьбы в деревню», чтобы защитить ее от классового врага – кулака. В принципе «кулаками» называли более или менее зажиточных крестьян, владевших хотя бы немногим более 40 акров земли. Однако в действительности клеймили кого ни попадя, особенно тех, кто для партии представлялся политически