– Я, как мама.
– А что твоя мама? Она душится на ночь? – спросила Рита.
– Конечно. Если бы нет, то меня бы не было на свете.
– Не понимаю, – Рита округлила глаза. – При чем тут...
– Притом, что мой отец – мамин любовник. Ему нравилось, как от нее пахло. – Люба засмеялась. – Я дитя аромата, так называет меня отец.
Рита молчала, ошарашенная признанием, она не знала, что сказать. Но ей незачем было напрягаться.
– Любой мужчина западает на запахи, – говорила Люба. – Разве на такой не западешь? – Она щедро полилась духами. – Нравится?
– Нравится, – сказала Рита. – Но ты уж слишком поливаешься.
– Не-а, отец еще привезет. Он вообще привозит все-все-все. Он ничего, – продолжала Люба. – Не дал мне свою фамилию, но отчества не пожалел. Я Любовь Валерьевна. У него другая семья. Но мама говорит, что нам тоже всего хватит. – Люба засмеялась. – Отец богатый, у него своя нефть. А мама очень красивая.
– Ты тоже, – не удержалась Рита. – Ты очень красивая.
– Я знаю, – Люба снова утопила в прозрачное яблоко металлический хвостик серебристого цвета. – Мама говорит, что это – наше все, – она засмеялась.
– Красота?
– Ну да. Мы получим за нее все, что хотим.
Свет погас ровно в одиннадцать, Рита и Люба затихли. В эту ночь, овеянная Любиными духами, Рита видела летние сны. В них все не так, как за окном. Никакой слякоти. Райский остров, на котором она собиралась... печь блины. Единственное, что ее мучило – куда вставить вилку электрической блинницы, если, кроме пальмовых стволов, нет никаких столбов?
Глава 6. То, что способно удивить
В интернате Рите нравилось все, даже дежурства – ничего похожего на лагерные страдания. Наводить чистоту – проще простого: легкие пылесосы для ковров, свежие мохнатые щетки для пола, а для мебели – самые лучшие полироли. Провел один раз салфеткой – блеск!
Но первое дежурство ее удивило. Точнее, соседка Люба. Они должны были привести в порядок свою комнату, а потом пропылесосить половину коридора.
Рита взялась за тряпку, вставила ее в лентяйку и принялась тереть между кроватями. Мама оказалась права – пол покрыт линолеумом, никакой краски рыжего цвета. В коридоре – ковровые дорожки теплого желтовато-оранжевого цвета. На самом деле, корпус, в котором она жила, новый, светлый, с удобной мебелью, сверкающими раковинами и кафелем в душевых.
– Ты скоро? – спросила Рита из-под кровати. – Бери пылесос и...
– Никогда, – услышала она голос Любы, – не убирала и не буду.
– Как это? – Рита чуть не стукнулась головой об угол кровати.
– Обыкновенно, – отвечала Люба ленивым голосом. – Всегда найдется тот, кто за меня уберет. – Рита вынырнула из-под кровати, как выныривают из океана неосторожные пловцы, за которыми гонится акула. – Ты такая быстрая. Вон, уже сделала половину работы за меня. Давай до конца, а?
Рита уставилась на нее.
– Это еще почему? – Внутри вспыхнул огонь.
– А я тебе за это что-нибудь подарю, – продолжала Люба.
– Поищи дураков в другом месте, – прошипела Рита. – Я сделала свою половину, вот и все.
– Ладно, пойду поищу кого-нибудь. – Люба встала с кровати, накинула на себя белоснежный махровый халат и вышла из комнаты.
Очень скоро она вернулась с худенькой девочкой, наверное, класса на два ниже, чем они с Любой.
– Она уберет за меня, – Люба широко улыбалась Рите в лицо.
Рита перевела взгляд на девочку, которая быстро включила пылесос и принялась водить щеткой по короткому ворсу ковра. «В конце концов, ее никто не принуждал, она сама согласилась», – решила Рита. Она пожала плечами и молча отвернулась.
Когда гудение прекратилось, Рита услышала голос Любы:
– Бери. Спасибо тебе. Придешь в следующий раз?
– Ага, – тихо ответила девочка.
Она не видела, что дала Люба, но по голосу было ясно – она рада.
– Видала? – спросила Люба. – Я дала ей помаду. Немного начатую, но все равно фирменную. Ей никогда такую не купить. А отец привезет мне их столько, всяких помад-румян, сколько я захочу.
Глава 7. Какого цвета молоко оленухи
Класс, в который пришла Рита, оказался небольшой, всего двенадцать человек. Ивана Гришкина она заметила сразу – его темные глаза впились в нее, как только она вошла в кабинет.
У него черные, торчащие ежиком волосы, широкое лицо. Он смотрел на нее, как смотрят на что-то невиданное. Пожалуй, именно так Рита смотрела на осьминога, которого поймали рыбаки, когда она с родителями отдыхала на море. Хотелось пройтись рукой по темно-фиолетовому телу, но было страшновато. А... чего хочется ему? Она искоса наблюдала за Иваном и всякий раз ловила на себе его взгляд. Она уже знала, что он – знаменитость. Певец.
Ну и сравнение придумала – она и осьминог. Самой смешно. И потом, почему бы ему не посмотреть на нее? У нее приятная внешность, она хорошо сложена – по крайней мере, так говорят мамины подруги. А потом, улыбаясь, добавляют: «Маргарита – не зрелый плод, но дайте срок...» – и по-особому поднимают брови. В общем, ей вполне уютно в своем теле. Пускай смотрит...
– А что скоро будет, – сказала однажды вечером Люба, поливая себя духами.
– Что? – спросила Рита, слегка морщась. Ее начинала утомлять принудительная ароматерапия «по- Любиному».
– В первое воскресенье октября у нас в школе дискотека. Для всех. Директриса хочет познакомить стареньких и новеньких. У меня тако-ое платье! – Люба закатила глаза. – И еще знаешь что? – Люба спустила ноги с кровати, побежала к шкафу.
Рита смотрела, как она роется в куче пакетов, отыскивая нечто.
– Вот.
Люба держала в каждой руке по длинной тончайшей перчатке. Телесного цвета, длинные, они колебались от ее энергичного дыхания. Рите показалось, что в детской книжке – давным-давно – она видела похожие крылышки эльфа. Только они чуть темнее, чем Любины перчатки.
– А к ним у меня тако-ое платье, – повторила она и снова закатила глаза. – Увидишь, – прошептала Люба.
Перчатки красивые, это правда. Но зачем они Любе на школьной дискотеке?
– Твой... – Рита слегка замешкалась, потом спросила: – Отец подарил?
– Ну да. Он говорит, что из меня должна вырасти настоящая европейская девушка.
– А-а... – неопределенно протянула Рита. – Они все в перчатках?
– Ну... конечно, в таких красивых... Кто откажется... – бормотала Люба, поглаживая то левую, то правую. – А ты в чем пойдешь? – Люба обернулась к шкафу, скользнула взглядом по Ритиным полкам. На них так мало вещей, что они вполне могли уместиться на одной.
– Я? Я пойду в черных брюках, – говорила Рита, – в сиреневой блузке... наверное. Я подумаю.
– Понятно. Черные брюки пока еще никто не отменял, – согласилась Люба. Бросила перчатки на полку, удивив Риту: только что пылинки сдувала, а теперь такой небрежный жест.
Рита отчетливо услышала интонацию телеведущей, которая произнесла точно такую фразу в передаче о моде. Они смотрели ее вместе с Любой.
– Но если хочешь, – услышала Рита глуховатый голос Любы уже из-под одеяла, – я могу тебе что-нибудь дать.
Рита улыбнулась.
– Нет, не надо. Я не ношу чужое.
– Конечно, – с облегчением в голосе подхватила Люба, – мой размер тебе не подойдет.
