деревья, травы, ветер, гром. А теперь ты попробуй. Вдохни в себя столько воздуха, сколько войдет в легкие.
Рита открыла рот, вдохнула. Она повернула к Ивану лицо с надутыми щеками. Он потянулся к ней, ткнул пальцами в обе щеки. Они опали, как детский шарик, противно щелкнув.
– Ты что! – Рита нарочито возмутилась и покраснела. Сердце зашлось, как после длинной дистанции на лыжах.
– Воздух набирают в легкие, а не в щеки, – объяснил Иван. – Давай снова, вместе со мной.
Они со свистом втянули воздух, Рита услышала, как из самой глубины Ивана поднимаются урчащие хрипы.
Она еще раз попыталась, но услышала собственное рычание, оно исходило не из глубин. Оно повторяло вопль голодной кошки, наконец-то увидевшей кусочек колбасы.
Иван прервал свое пение.
– Если объяснять по правилам, то запомни – все дело в диафрагме. Она вот здесь. – Он похлопал себя по животу. – Старики называют ее вместилищем звуков. «Звенящие мальчики», профессиональные артисты, научились лучше всех управлять диафрагмой. У них звуки низкие, длинные, непрерывные. Они такие во всех стилях горлового пения.
– А эти стили сильно отличаются? – спросила Рита.
– Конечно. Тувинское пение отличается от алтайского и от монгольского. Но все подражают звукам природы.
Рита старалась, но, видимо, ее диафрагма не ожидала, что от нее потребуют чего-то такого. Она упиралась, сопротивлялась, отказывалась колебаться, из Ритиного горла вылетали отвратительные скрипы.
Иван вздохнул.
– Этому надо учиться очень долго, а если твои предки не владели таким стилем пения, то еще дольше.
– Знаешь, – сказала Рита, – давай я запишу тебя на диктофон и буду слушать на ночь.
– У тебя есть диктофон? – спросил он.
– Есть. Папа подарил. Он сказал, что мне наверняка будет лень писать письма, а ему интересно узнать о моей жизни в интернате. Он просил каждый вечер надиктовывать, как прошел день. Все-все.
– Все? – Иван сощурился. – Неужели все? – Он снова окинул ее особенным взглядом, от которого она порозовела еще ярче прежнего.
– Ну... все, что я... захочу наговорить, – уточнила Рита.
Иван внезапно наклонился и ткнулся носом в ее щеку.
– А про это расскажешь? – тихо спросил он.
Она засмеялась.
– Нет.
– Что я ви-ижу!
Иван и Рита быстро обернулись и увидели Любу. Она стояла, сложив руки на груди.
– Что же ты видишь? – насмешливо спросила Рита.
– Ты такая красная, Рита. У тебя пожар в голове? Ага-а, понятно, почему не выключила обогреватель в комнате.
– Я его выключила, – торопливо оправдывалась Рита.
– Нет, – качала головой Люба. – Иван, – она повернулась к нему, – Маргарита так летела к тебе на свидание, что чуть не подожгла весь корпус! Хорошо, что я не никуда не спешила и заметила.
Иван молча посмотрел на Любу. В его взгляде было что-то неуловимое, но оно заставило ее заговорить совершенно о другом:
– Кто даст мне списать математику? Вы уже решили задачки?
– Почему бы тебе самой не решить, – бросила Рита.
– Почему бы тебе самой не выключать электроприборы? – в тон ей ответила Люба. – Давай тетрадку.
– Бери. – Рита кивнула на рюкзак, который лежал на стуле. – Черная тетрадь.
– Да знаю какая, – пробормотала Люба. Она вынула тетрадь, улыбнулась и помахала ею: – Ну вот, моя мама опять права.
– А что она говорит? – спросила Рита.
– Если чего-то хочешь от кого-то, заставь его почувствовать себя виноватым.
Рита и Иван смотрели на Любу, ожидая продолжения. Она не заставила их ждать:
– Ты, Маргарита, на самом деле все выключила, когда уходила. Я обманула тебя, чтобы ты не упиралась и дала мне списать. Ха-ха-ха! – Люба подхватила свои тетрадки и убежала.
Иван махнул на нее рукой.
– Она всегда такая. Я раньше думал, что все красивые девчонки, как она.
– А... потом? – тихо спросила Рита, застегивая рюкзак, который Люба поленилась закрыть.
– Теперь, – он подчеркнул последнее слово, – я думаю, красивые отличаются друг от друга. Как... как горловое пение алтайцев от пения манси, а пение башкир – от монголов.
Рита засмеялась. Ей хотелось спросить почему. Но глупо напрашиваться на комплимент. Она сама знала, о чем он.
Вошла дежурная, звеня ключами.
– Пора, – сказала Рита.
– Продолжим завтра? – спросил Иван.
– Обязательно.
Поздно вечером, когда Рита уже выключила в спальне свет, пришла Люба. От нее пахло терпкими духами. Это был новый аромат.
Она подошла к изголовью Риты и тихо сказала:
– Я пока не решила, отдам его тебе или нет.
– Ты про что? – сонно спросила Рита. – Про кого?
– Сама знаешь. В общем, поиграйте, дети, в любовь, а потом посмотрим.
Запах духов пропал, значит, Люба отошла от кровати. Рита услышала плеск воды в душевой.
Рита заснула быстро, угроза не помешала ее сладкому сну.
Утром Люба вела себя как ни в чем не бывало, поэтому Рита спросила себя, не приснилось ли ей то, что она услышала?
Глава 10. Вперед, за грантом!
– Как тебе у нас? – спросила Галина Даниловна, подвигая Рите чашку. Чай был светлый, от него пахло так, что Рите захотелось наклониться и понюхать, угадать, чем именно он пахнет. Но она удержалась. Неважно, что Галина Даниловна – мамина подруга. Важно другое: она – директор школы- интерната. Ее приглашение в кабинет означает что-то особенное. Она могла бы остановить Риту в коридоре и задать тот же самый вопрос...
Но, видимо, есть причина. Когда Рита шагала по длинному коридору, устланному красной ковровой дорожкой, она пыталась догадаться, что собирается сказать или спросить у нее директриса. Может быть, звонили родители? Но они ей звонят через день.
– Так как тебе, – повторила Галина Даниловна, – в компании юных ханты и манси?
– Нормально, – осторожно ответила Рита.
– Ты немногословна, – улыбнулась Галина Даниловна. – Что ж, я рада, если все нормально. Ты учишься хорошо, у тебя нет проблем с учителями и одноклассниками. Верно?
– Никаких, – снова коротко ответила Рита.
– Я так и сказала Светлане. Твоя мама вчера звонила.
– Правда? Мне тоже.
– Ты ведь не скучаешь без родителей, правда?
Рита колебалась, как ей ответить. Вообще-то скучать положено, но у нее на это не остается времени. Надо столько сделать, столько обдумать. И потом, Галина Даниловна, вдруг подумала она, все равно, что мамина тень.
