арестованных, обвиняемых, ожидающие суда под подпиской о невыезде. Все они крепко надеялись на адвокатов, обсуждали способности каждого, пересказывали байки о блестяще выигранных делах, жаловались друг другу на несправедливость следствия или превратность судьбы. То и дело слышалась фамилия Пшеничкина. Нескольких человек я знал, но поздоровался только один, остальные отворачивались и замолкали.
Когда я отпирал кабинет, зазвонил телефон. Без четверти девять, кому так не терпится?
Не терпелось Крылову.
- Отоспался? У меня был соблазн вытащить тебя из постели на рассвете. Скажи спасибо, что сдержался!
Я в очередной раз подивился верности предчувствия.
- Ну, выкладывай.
- Твой подопечный у нас. Давай быстро в отдел!
В райотделе шла обычная утренняя суета: дежурный передавал смену, собирались на развод милиционеры патрульного взвода, готовились к отправке в суд покаянно-похмельные хулиганы. Звякали ведра, разило гуталином и карболкой.
По широким каменным ступеням с вытоптанными в середине полукруглыми углублениями я поднялся на второй этаж старого здания, свернул в аппендиксом прилегающий к основному коридору тупичок уголовного розыска, без стука толкнул дверь, за которой слышалось знакомое жужжание.
Крылов брился, неустойчиво пристроив на двух спичечных коробках круглое дамское зеркальце.
- Вчера вечером он поехал на дачу, - как бы продолжая только что прерванную мысль, встретил меня Александр. - И заночевал. И нам пришлось… Холодно, доложу тебе, в лесочке, и сыро!
Он выключил бритву, привычно сунул в ящик стола, вытряхнул на ладонь и вбил в щеки несколько капель дешевого одеколона с резким цветочным запахом, поморщился.
- Черт, никак не соберусь принести приличный лосьон!
И без всякого перехода продолжил:
- На рассвете вышел, и не на станцию, а в лес, у него там тайник в дупле, только собрался закладку делать, тут мы его и взяли!
- А что прятал?
Саша озабоченно провел рукой по щекам.
- Интересную штуку.
Крылов не торопясь отпер сейф, вытащил газетный сверток, медленно развернул. В руках у него оказался зеленый мешочек из плотной, энергозащитной ткани с застежками, крючками и тесемочками, точно такой же, как изъятый в квартире Петренко, только туго набитый.
- Ознакомься! - Зеленая колбаска тяжело шлепнулась на стол.
Я распустил 'молнию' и извлек из скользкого нутра три прозрачных целлофановых пакета, сквозь которые хорошо просматривалось содержимое: свернутые в трубку иностранные банкноты, золотые монеты, тусклое приисковое золото - песок и самородки.
- Тысяч на сорок?
- Пожалуй, - кивнул Крылов и зевнул. - Вот мой рапорт, вот протокол изъятия, вот объяснение Золотова.
Рядом с золотом и валютой легли исписанные неровным почерком листы грубой, почти как оберточная, бумаги.
- А я пошел спать.
- Как он все объясняет? - спросил я, не прикасаясь к материалам.
- Как обычно: беззаконие, провокация, подкинули.
Крылов слегка улыбнулся.
- Поначалу трепыхался, сила в нем есть, хотя с виду не скажешь. Потом скандалил, телефон требовал, грозился всех с работы поснимать. Скукотища.
Он снова зевнул.
- Ну, я пошел.
- А кто будет со мной работать?
Александр задумался.
- Волошин после суток. Полугаров сидел со мной в засаде, от Трифонова толку мало, Гусаров на учебе…
Он махнул рукой.
- А что делать? До обеда я продержусь…
Я объяснил.
- За два часа справишься.
Крылов вздохнул.
- Считай - уговорил. Деваться-то некуда.
Вернувшись к себе, я оформил постановление о производстве обыска, зашел к прокурору, доложил обстановку.
- Вот видите, что получается, - нравоучительно проговорил шеф. - Простое на первый взгляд дело оказалось разветвленным и запутанным. - Он размашисто расписался, подышал на плоскую печать со складной ручкой-петелькой. - Потому они и хотели вас скомпрометировать, вывести из игры. Так?
- Так, - я кивнул.
- Значит, надо быть осмотрительным, проявлять бдительность, избегать двусмысленных ситуаций. - Белов оттиснул печать на своей подписи, протянул постановление. - Делайте выводы, Юрий Владимирович!
И когда я уже шел к двери, сказал:
- Будьте внимательны, у валютчиков бывают довольно хитроумные тайники!
Этому меня учили еще на третьем курсе университета, но шеф искренне верил, что дал чрезвычайно ценный совет.
На обыск я взял практикантов. Золотовы жили в центре - десять минут ходьбы от прокуратуры. Крылов скрупулезно выполнял задание - когда мы подошли к добротному пятиэтажному зданию, нас уже ждал участковый - молодой младший лейтенант в неловко сидящей форме.
На третьем этаже я позвонил в пятьдесят вторую квартиру.
Открыл Золотов-старший. Узнав о цели нашего прихода, он страшно возмутился и бушевал минут десять, крича, что нет закона, по которому можно измываться над людьми, если у них в доме произошел несчастный случай. Он угрожал самыми ужасными карами, называл фамилии ответственных должностных лиц, предрекал мне скорое увольнение с работы и привлечение к ответственности за злоупотребление властью.
Слушая гневный монолог, я подумал, что звонить от имени Чугунцова вполне мог сам глава семейства, все необходимые для этого качества у него имеются.
- Жаловаться вы имеете право, куда сочтете нужным, - прервал я его, улучив момент. - Я несу полную ответственность за свои действия. Так же, как и вы за свои. А теперь ознакомьтесь с постановлением и распишитесь.
Мать Золотова - серая, невзрачная женщина - испуганно наблюдала за происходящим, но в разговор не вмешивалась: в семье она не имела права голоса.
Валерий Федорович занимал отдельную комнату. На ковре над кроватью висела фехтовальная маска, под ней, наперекрест - рапира и шпага. Много фотографий хозяина, в основном портреты, глаза картинно прищурены, обязательно присутствует сигарета. Несколько безвкусных ваз отражали представление Золотова о прекрасном.
Обыск продолжался несколько часов. Почти ничего интересного, кроме нескольких обрезков плотной зеленой ткани, обнаруженной в шкафу за рядами книг. Участковый заметно удивился, когда я включил их в протокол, а Золотев презрительно скривился: 'Она же по рублю за метр, тут всего-то копеек на пять! При всем желании дело не раздуете!'
В письменном столе полнейший беспорядок, уйма всяких бумаг, навалом - альбомов с фотографиями.
