В трубке раздались гудки отбоя. Владимир лег спать, но внезапно словно в яму провалился и с криком сел на кровати. Смутная тревога не давала ему уснуть, а он привык доверять своей интуиции. Тревога была связана с Ниной.
Назавтра он пошел в гастроном с утра, даже до развода.
– А нету ее, – охотно сообщила ему уборщица баба Катя. – Нету Нинки, и вчера не выходила.
– Как это – не выходила? – опешил Вольф. – Она же вчера во вторую должна была работать?
– Должна-то должна, а знаешь, какие у них теперь долги, у молодых? – сказала баба Катя, как будто Волков был старым. – Нашлись дела – а работа в лес не убежит. Ну ничего, Вадим Петрович ей покажет, как объявится! Больно она много об себе стала понимать, так ты ей и передай!
Он никогда не был у Нинки дома, но адрес знал. Знал и то, что жила она одна. Днем заехал и давил на кнопку звонка до посинения, пока наконец не вышла соседка из квартиры напротив.
– Вы к Нине? – спросила она, с любопытством рассматривая милиционера. – А что случилось?
– Да, собственно, ничего, – ответил Волков. – Она должна была… собиралась зайти сегодня утром в отделение – говорила, есть жалобы по гастроному. И не пришла, на работе тоже нет.
Молодая женщина чуть заметно улыбалась, слушая эту ерунду. Наверняка Нинка растрезвонила про своего татуированного старшего лейтенанта всему дому. Небось сейчас соседка прикидывает, действительно ли у него на интимном месте вытатуирована птичка или рыбка. Владимир почувствовал неловкость.
– Вы не знаете, где она?
– А я думала, она у вас ночевала, – сказала соседка, как будто он и не говорил этих глупостей про гастроном. – Она не приходила вчера, точно. Я вечером хватилась – соли нету, пошла к ней, а ее дома нет. Уже поздно было, часов двенадцать. И потом не приходила, слышно же, если бы дверь хлопнула. А у меня Светочка больная, я с ней всю ночь не спала.
Сердце у него бешено заколотилось. Не напрасна была его тревога, не случайно не мог он уснуть полночи!
– Вы дома будете? – спросил он.
– Дома, где ж мне быть.
– Возможно, придется дверь ломать.
Вернулся он через пятнадцать минут с Кругловым, техником-смотрителем из ЖЭКа и слесарем. В присутствии испуганных соседок они быстро отжали дверь.
Квартира была пуста. Никаких следов беспорядка или разгрома, все вещи на своих местах. Только пыльно. Хозяйки нет уже несколько дней. Он вдруг почувствовал, что та пружина внутри, которая казалась ему совсем ослабевшей, снова начала туго сворачиваться.
– На розыск надо заявлять, а, Владимир Григорьевич? – спросил Круглов.
– Пожалуй, – кивнул он.
Нинку искали три дня. Все это время Владимир не находил себе места. Конечно, Нинка не Софья, но, какая бы она ни была, они спали вместе, он привык к ее теплому дыханию, и к кокетливым взглядам, и к податливому телу. И, главное, он чувствовал вину за последний разговор. Получилось, что он выбросил ее за порог, как надоевшую собачонку. Если бы ничего не произошло и она как обычно торговала в своем гастрономе, стреляя по сторонам шалыми ищущими глазами, он бы и не вспомнил этот разговор. Но когда человек пропадает, все воспринимается совсем по-другому. Где она? Уехала к подругам или друзьям, загуляла? Но на нее не похоже, Нинка серьезно относилась к работе…
Приехала Нинкина старшая сестра, жившая в Степнянске под Тиходонском, пришла в отдел, разыскала Владимира. Он сразу понял, кто эта женщина: похожа была на Нинку, хотя и совсем другая – усталая какая- то, блеклая, с красными глазами и раскисшей тушью на ресницах.
– Елена Петровна я, сестра Нины Зайцевой, – она промокнула слезы. – Доигралась сеструха… – Слезы лились все сильней. – Я ведь ей все время говорила: нельзя так, как ты, Нин, нельзя!
– Как это – так?
– Беспечно! Она ж как стрекоза какая, честное слово. Нет чтоб про завтрашний день позаботиться, чем надежным обзавестись. Ни тебе про семью подумать, ничего. Деньги – фук, и профукает, только и купит себе, что одежку помоднее да побрякушки. Любила пыль в глаза пускать, компании веселые любила – а больше и не надо ей было ничего!
Волков вдруг понял, что и сам, вслед за Нинкиной сестрой, готов думать о ней в прошедшем времени.
– А она мне, – продолжала та, сморкаясь в аккуратный, с вышивкой, платочек, – ты меня не учи, и все тут! Посмотри на себя, на кого ты похожа с завтрашним днем своим и с семьей своей. Конечно, у меня заботы, не сравнить с ейными. Так ведь со мной и не будет – чтобы пропала из дому, как кошка, и не знал никто!.. Говорила ей – смотри, прибьют тебя где-нибудь под забором.
– Чего вы раскаркались, – раздраженно сказал Владимир. – Прибьют, прибьют! Пока еще никого не прибили!
Ему неприятна была Нинкина сестра с ее неуместной нравоучительностью и дурными пророчествами. Но дурные пророчества чаще всего и сбываются.
Нинку нашли мертвой на Лысой горе. Она лежала в небольшой балке, слегка прикрытая каким-то строительным мусором. Те, кто прятал ее от людских глаз, не очень-то старались, а может, просто спешили…
Волк узнал об этом от опера уголовного розыска Фомина, который вел розыск пропавших и работал по неопознанным трупам. Тот встретил его в дежурке, дружески хлопнул по спине:
– Зайди ко мне, дело есть.
– Что, опознать надо? – ворохнулась нехорошая догадка, и голос предательски дрогнул.
– Да нет, что опознавать – с этим ясно, и сестра уже была… Просто зайди, поговорим.
Когда они остались наедине, Фомин сказал:
– Ты знаешь, я в чужие дела лезть не люблю, но одно дело – обычные сплетни, а совсем другое – сплетни вокруг убийства!
– Убийство? Точно?
– Точней некуда. Изнасиловали вдвоем, ножом истыкали, палец отрезали, уши…
У Волка потемнело в глазах. Он представил изрезанную Нину, присыпанную строительным мусором на пустыре…
– Кто?! Кто это сделал?!
– Спроси чего полегче. Только что-то тут странное… Какая-то бравада звериная, блатной почерк. Кольцо и серьги можно спокойно снять, зачем уши и палец резать? Они показать что-то хотели, вот в чем тут дело! Ты эти украшения помнишь? – продолжал Фомин. – Мне точные приметы нужны, для ориентировок.
– Да откуда мне помнить, – хрипло ответил Волк, сглотнув ком. – Я и внимания на них не обращал… Хотя…
И вдруг он вспомнил. Нинка как-то хвасталась кольцом и сережками и буквально заставила его рассмотреть эти вещицы.
– Кольцо такое, будто плетеное, с тремя камешками. А серьги похожи, но погрубее. И камешки россыпью.
– Точно! – оживился Фомин. – И сестра так же описала. Кольцо старинное, вроде с бриллиантами. От бабки. Она его как раз на безымянном пальце левой руки всегда носила, размер маленький был, потому и не снимала.
– А чего, бабка у нее графиня была? Откуда у бабки бриллианты?
Фомин пожал плечами:
– Может, краденые. А может, в войну на хлеб выменяла. Но это все лирика. Ты лучше скажи: ей кто- нибудь угрожал?
– Какой-то узбек, – кивнул Волк. – Дружок ее прежнего хахаля. За то, что с ментом связалась.
– Узбек? – Фомин задумчиво покачал головой. – Но за это не убивают.
– Неужели из-за кольца?
– Кто его знает? В принципе могли, за бутылку водки и то убивают. Хотя… Скорей это блатной вызов, бравада. Я так думаю.
