– Прибыли, чтоб стереть в порошок Потофе.
– Лживые твари.
Шарпа била крупная дрожь. Тускло светились огни сторожевой башни. Фредериксон тщательно продумал оборону, учёл все нюансы. Все, кроме одного: лягушатники приволокли сюда целое войско.
Лицо Терезы белело во мгле:
– Что будете делать?
– Не от меня зависит. Я тут не командую.
– Ты – майор?
– Да.
Она засмеялась:
– Доволен?
– Ещё бы.
– Патрик доволен. Говорит, что ты заслужил. Надеюсь, вы не собираетесь улепётывать от французов, поджав хвост?
– Пока я жив, нет. Однако, нас мало.
Она кивнула:
– Наши помогут. Прибудут утром.
Тереза назвала имена полудюжины партизанских вожаков.
– А ты?
Она закуталась в плащ:
– Что ты хочешь что бы я сделала?
– Скачи на запад. Передашь весть. В штабе празднуют и знать-не знают о рождественской прогулке французов. Скажешь, что мы удерживаем Врата Господа. Пока что.
Его слова пришлись ей по душе. Блеснули ровные белые зубы. Испанка посмотрела на север:
– Выезжать надо сейчас, до того, как ляжет снег.
Свидание, назначенное на полчетвертого, гвоздём засело в его уме. Он не был твёрдо уверен в том, что устоит перед чарами Жозефины и не пойдёт, и презирал себя за это. Потому-то Шарпу и хотелось бы задержать Терезу до утра, но она была права. Если выезжать, то до снега. С другой стороны, сегодня ночью ему будет не до женских прелестей. Надо готовиться к драке. Тереза, словно подслушав его мысли, хлопнула пальчиком Шарпа по носу:
– Думаю, нынче вечно течной суке Жозефине ничего не обломится. Хоть какая-то польза от французов.
Они вернулись в деревню. Тереза подошла к ближайшему факелу, извлекла из складок накидки свёрток и протянула мужу:
– Открой.
Майор дёрнул шнурок и размотал полотно. Внутри лежала куколка. Он поднёс её к свету и рассмеялся. Стрелок. Тереза встревожилась.
– Тебе не нравится?
– Нравится. Очень.
– Я смастерила её для Антонии.
Тереза хотела одобрения Шарпа. В куклу она вложила немало труда. Шарп обратил внимание, как тщательно проработана униформа: до последнего ремешка, до мельчайшего шнура, хотя игрушка была всего-то пятнадцати сантиметров росту. Майор приподнял крохотный кивер и потрогал на деревянной головёнке чёрные волосы.
– Шерсть. – подсказала Тереза, – Я собиралась подарить куклу в Рождество. Сегодня. Не вышло.
– Как она?
– Растёт. – Тереза отобрала куколку и принялась осторожно заворачивать её в ткань, – Лусия присматривает за ней.
Лусия приходилась Терезе золовкой.
– Они ладят и слава Богу. Из нас-то с тобой какие родители?
– Передай ей, что кукла и от меня тоже, ладно?
Ему нечего подарить дочери.
– Вообще-то, куколка изображает тебя. Но я передам, что игрушка от папы. Так даже лучше.
Сердце Шарпа сжалось. Он отдал всего себя войне, а война, как справедливо заметил Дюко, смерти рождает охотнее жизней. Антония была счастливым исключением. Маленькое черноволосое дитя войны. Да только нужен ли ей такой отец, как он? Отец, который всегда где-то далеко. Отец, которого она не знает. Отец, который ничего не знает о ней.
– Она говорить не начала?
– Пару слов. «Мама». Рамона она кличет «Гогга», Бог весть почему. Антония говорит по-испански. Ей некого звать «папой», кроме дяди, Рамона. Что ж, с дядей ей повезло, чего не скажешь об отце.
– Майор! Майор Шарп!
К ним направлялся полковник Дюбретон.
– Майор?
Шарп положил руку на плечо Терезы:
– Моя жена, мсье. Тереза. Полковник Дюбретон.
Дюбретон поклонился:
– La Aguja. Вы столь же красивы, сколь опасны.
Француз указал на таверну:
– Надеюсь, вы присоединитесь к нам? Дамы удалились, но мы будем рады вашему обществу.
Тереза, к удивлению Шарпа, ответила вежливо:
– Я устала, полковник. Предпочитаю подождать мужа в замке.
– Конечно, мадам. – Дюбретон помедлил, – Ваш муж оказал мне неоценимую услугу, мадам. Личную услугу. Ему я обязан жизнью моей жены. При случае считал бы честью отплатить ему тем же.
Тереза улыбнулась:
– Простите, полковник, но я буду уповать на то, что такой случай никогда не представится.
– Печально, что мы – враги.
– Покиньте Испанию, и вражде – конец.
– Ради удовольствия стать вашим другом я бы закончил войну прямо сейчас.
Она польщённо засмеялась. Изумлению Шарпа не было предела, когда Тереза протянула полковнику руку. Тот почтительно поцеловал.
– Не будете ли вы так любезны распорядиться насчет моей лошади, полковник? Она у кого-то из ваших людей.
– С радостью, мадам.
Дюбретона забавляла ирония ситуации. Он, полковник французской армии, с готовностью выполняет просьбу женщины, ведущей личную войну с французской армией так ожесточённо, что французская армия назначила за её голову умопомрачительную награду.
Харпер привёл коня, подсадил Терезу в седло. Они пошагали к форту: хрупкая женщина верхом и рослый ирландец рядышком.
Дюбретон достал сигары, предложил Шарпу. Стрелок редко курил, но сейчас взял коричневый цилиндрик. С помощью трутницы добыв огонь, оба задымили.
– Пригожая у вас жена, майор.
– Да.
Сизый дым исчезал в редеющем тумане. Скоро туман сойдёт и что тогда? Снег или дождь.
Француз кивнул на харчевню:
– Сэр Огастес требует вас. Вряд ли он нуждается в вашем совете; скорее, хочет отлучить вас от жены.
– Как вы отлучили от жены его?
Дюбретон ухмыльнулся:
– Не я, а мадам Дюбретон. Леди Фартингдейл очень уж… м-м… эксцентричная особа.
