старинного дворянского рода. Я, кстати, тоже, но теперь это лишь факт из моей биографии. Пятнадцать лет назад наши семьи решили, что мы с тобой должны пожениться, – он развел руками. – Обычный династический брак. Лично я не возражал, а вот ты была категорически против. Я тебе не нравился. Кажется, ты меня даже боялась...
– У меня были на то основания?
– Это сложный вопрос, Полина. – Отец Владимир задумчиво погладил бороду. – В молодые годы я вел не слишком праведную жизнь, а ты уже тогда была очень проницательной. Когда до свадьбы оставалось несколько месяцев, ты исчезла, как сквозь землю провалилась. Мы с твоим отчимом пытались тебя найти, но безуспешно.
– Мой отчим жив?
– Насколько мне известно, он в полном здравии, проживает в Австрии.
– У вас есть его координаты?
– Нет. После твоей выходки наши с ним пути разошлись. Я очень тяжело это переживал.
– Мою выходку или то, что ваши пути разошлись? – спросила Полина.
– Скорее второе. Хотя первое меня тоже волновало. Никогда раньше меня не отвергали. Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения.
– Почему вы были так заинтересованы в моем отчиме?
– Он был дипломатом и мог обеспечить мне прекрасную карьеру, но, как ты сама понимаешь, не стал. А теперь расскажи, как ты жила все эти годы.
– Не помню.
– Даже о себе ничего не помнишь? – удивился отец Владимир.
– Ничего.
– Какое несчастье! – Он перекрестился, сказал участливо: – Надеюсь, с Божьей помощью ты оправишься.
– Я тоже на это надеюсь, – кивнула Полина. – А моя мама, она жива?
– Сожалею, твоя матушка скончалась два года назад.
Полина вздрогнула, привычным жестом потянулась к вискам. Похоже, не помогла таблетка.
– Разделяю твою скорбь, нелегко терять близких.
Странный он какой-то, этот отец Владимир: соловьем разливается, скорбит-соболезнует, а взгляд настороженный. А Полина совсем поникла: смотрит в одну точку, думает. О чем она думает?..
– Скажите, отец Владимир, – Сергей решил взять инициативу в свои руки, – имя Альбина Круцких вам о чем-нибудь говорит? Ну, кроме того, что она известная телеведущая.
– Альбина? – Взгляд священника сделался удивленным. – Она наша с Полиной дальняя родственница, не то тетка, не то сестра. Я не вдавался в подробности.
– А вы состоите с Полиной в родстве? – пришла очередь Сергея удивляться.
– Да, мы кузены.
– И вы собирались на ней жениться?!
– Раньше такие браки были нормой.
– Раньше ничего не знали о генетике.
– Вы хотите обсудить со мной морально-этическую сторону этого вопроса? – спросил отец Владимир холодно.
– Нет, я хотел бы узнать у вас адрес Альбины. Это возможно?
– Одну минуту. – Святой отец встал из-за стола, вышел из комнаты.
Сергей посмотрел на Полину, сказал неожиданно зло:
– А у вас было бурное прошлое, графиня. Оказывается, я не знал многих деталей вашей биографии.
– В таком случае, может быть, поведаешь о тех деталях, которые тебе известны? – спросила она даже не обиженно, а скорее устало.
– Обязательно поведаю, только чуть позже, – пообещал он.
– Почему не сейчас? – Полина не смотрела в его сторону, ногтем чертила на скатерти невидимые узоры.
– Потому что они могут тебе очень не понравиться.
– Я была такой дрянью? – спросила она, не прекращая своего занятия. – В таком случае зачем ты мне помогаешь?
Ему не пришлось отвечать – в столовую с блокнотом в руках вошел отец Владимир.
– Вот адрес Альбины, – он положил перед Сергеем листок бумаги. – Обычно летом она живет на даче, недалеко отсюда, километрах в тридцати. Позвольте полюбопытствовать, зачем она вам вдруг понадобилась?
– Святой отец, – Сергей проигнорировал вопрос, – какое отношение имеет Альбина Круцких к Ядвиге?
– Что вы знаете про Ядвигу? – Отец Владимир мгновенно подобрался, от былого благолепия не осталось и следа. Теперь он совсем не походил на священника. У слуг Господних не должно быть такого взгляда: холодного и расчетливого...
– Вы его тоже получили, – усмехнулся Сергей. – Вы получили приглашение к игре.
– Так вот вы здесь зачем... – Отец Владимир прикрыл глаза, откинулся на спинку стула. – Сантименты и разговоры о прошлом не имеют смысла. Вас интересует наследство Ядвиги.
– Так же, как и вас. Вы уже сделали первый ход, святой отец?
– Это все от лукавого, – отец Владимир покачал головой.
– Значит, вы не были в том доме после смерти Ядвиги?
– Я же вам сказал.
– В таком случае примите совет. – Сергей подался вперед, заглянул в настороженные крапчато-карие глаза. – Если все-таки решитесь сыграть в эту игру, будьте очень осторожны.
– Вы мне угрожаете?
– Нет, я вас просто предупреждаю.
– Я слуга Господа. Я не играю ни в какие игры. – Получилось не очень убедительно. Во всяком случае, Сергей не поверил.
– Что должно было случиться с молодым человеком из аристократической семьи, чтобы он отказался от светской жизни и посвятил себя служению Господу? – спросил он.
– Не ваше дело!
Вот и слетело со святого отца все наносное, благоприобретенное, обнажилась истинная, местами изъеденная ржавчиной суть. Сергей поморщился, тронул Полину за руку.
– Нам, пожалуй, пора. – Ладонь у Полины была холодная и влажная. Волнуется или это из-за астенического синдрома? Некогда выяснять... – Всего хорошего, отец Владимир.
– Идите с Богом, – священник осенил их крестом и отвернулся к окну.
...Он проводил нежданных гостей долгим взглядом, тяжело опустился на стул, сжал голову руками. Он надеялся, что это больше не повторится, что он избавился от своих кошмаров, но кошмары вернулись. Перед внутренним взором всплыло окровавленное, похожее на уродливую маску лицо. Лицо, из-за которого он решил стать священником...
Ядвига его простила. Не сразу, но простила. Только вот ему было мало ее прощения. Тогда, много лет назад, он был молодым и глупым. И еще он был игроком, азартным, безумным, способным не раздумывая поставить на кон свою и уж тем более чужую жизнь. Ему всегда не хватало денег, а этот художник, Аристарх Лисовский, не возвращал карточный долг. Тогда он считал это преступлением намного более тяжким, чем то, которое совершил сам...
Он был одним из тех, кто убивал Аристарха. И, вытирая окровавленные руки о белый снег, он не испытывал никаких чувств, кроме глухого раздражения. А потом, спустя месяцы, ему приснилось лицо, похожее на уродливую маску, и он почувствовал... нет, не раскаяние – раскаяния он не чувствовал даже сейчас, – он почувствовал страх. Ни с чем не сравнимый, мистический...
Его путь к вере был долгим и тернистым. Он стал священником, отрекся от земных благ. Впрочем, далеко не от всех благ... Он стал спокойно спать по ночам, но так до конца и не понял, обрел ли веру.
