возможность довести дело до конца, но он этого не сделал, просто забрал книгу и шкуру бедного Джаспера. В случае с Альбиной Круцких он действовал уже иначе: совершил убийство и оставил свою визитку – пасьянс из карт таро. Карты старые, даже старинные, вероятно, изготовленные вручную...
– Откуда ты знаешь про карты? – Сергей посмотрел на съежившуюся на пассажирском сиденье Полину.
– Не знаю, – она пожала плечами. – Наверное, когда-то раньше видела.
– Я думаю, это карты Ядвиги. Именно их Альбина Круцких забрала из дома.
– Тогда почему тот, кто сделал с ней такое... почему он не взял карты с собой? – Полина выглядела плохо, еще хуже, чем в тот день, когда он забрал ее из больницы. А он обещал за ней приглядывать. Ладно, не сейчас. Сейчас нужно в первую очередь думать о сохранности ее сиятельной шкуры, а уж потом о здоровье.
– Не знаю почему. – Усилием воли он погасил закипающее в душе раздражение, сказал уже спокойнее: – Может, уверен, что карты не являются ключом.
– Тогда почему раньше у него не было такой уверенности? Он же забрал книгу и... Джаспера. И зачем понадобилось убивать Альбину, если он понял, что карты – это не ключ?
– А что, если наш игрок узнал что-то новое или догадался, что на самом деле является ключом? Тогда все логично.
– Что логично? – Полина посмотрела на него так, словно это он был маньяком-убийцей.
– Логично, что теперь он просто устраняет конкурентов.
– Нет, что-то не сходится, – Полина покачала головой. – Зачем убивать Альбину, если она взяла из дома Ядвиги не ту вещь?
– Я думаю, что для начала он должен был как минимум убедиться, что это не та вещь.
– Ну, хорошо, он убедился. Зачем же убивать?
– Затем, что во второй раз кто-нибудь из потенциальных наследников может его опередить и взять правильную вещь. Самым логичным было бы не дать конкурентам сделать вторую попытку.
Какое-то время они ехали молча, в тишине было слышно, как шуршат по гравию колеса.
– С ней надо что-то делать, – сказала вдруг Полина. – Нельзя оставлять ее вот так. Давай позвоним в милицию.
– Хочешь, чтобы нас арестовали по подозрению в убийстве Альбины Круцких? – усмехнулся Сергей.
– Мы не станем представляться. Они не узнают.
– Узнают. Ты думаешь, что в милиции не отслеживают телефонные звонки? – Сергей запнулся – из недр подсознания на поверхность памяти пыталось всплыть что-то важное. Настолько важное, что он перестал следить за дорогой...
– Осторожно! – Крик Полины заставил его вернуться к действительности, и то важное, о чем он пытался думать секунду назад, исчезло.
– Сережа, – Полина выглядела виноватой и напуганной.
– Что? – буркнул он.
– Почему этот... игрок не убил меня и профессора?
– Возможно, на тот момент он еще не знал, что именно является ключом.
– А теперь, когда он знает, нам что-то угрожает?
– Тебе нет, ты же со мной... – В висках вдруг закололо, перед глазами поплыл сизый туман. Полина-то с ним, а вот Ильинский...
Когда Сергей набирал знакомый номер, руки заметно дрожали...
...Он опоздал, ровно на час. Час назад в палату профессора проник неизвестный. Орудием убийства стала обычная больничная подушка. Вот такая нелепая, дикая смерть... И никто ничего не видел. Частная клиника, мать ее! Охранники на входе, дежурный персонал – мышь не проскочит. Оказалось, еще как проскочит. И не мышь, а нелюдь, сволочь, каких свет не видывал.
...Полине были не нужны детали. Известие о смерти профессора Ильинского заставило ее затаиться, невидящим взглядом уставиться в одну точку. Наверное, она винила в случившемся себя. И, наверное, не зря, потому что Сергей тоже ее винил. Не появись она снова в его жизни, с профессором не случилось бы ничего непоправимого и с ним самим тоже ничего такого не произошло бы. Не пришлось бы гоняться за неуловимым маньяком и играть в эти дьявольские игры, жизнь оставалась бы простой и безмятежной, такой, какой ей уже никогда не быть...
– Мы поедем туда? – Полина заговорила, и он не узнал ее голос, таким чужим и незнакомым он стал.
– Нет, – Сергей мотнул головой. – Там сейчас милиция, к нему никого не пускают.
– Может, расскажем все, что знаем? – робко предложила она.
– Нет. – Он крепко сжал тонкое запястье, так, что едва не захрустели кости. – Мы ничего не станем рассказывать, я найду эту сволочь сам.
– Но милиция...
– Пусть тоже ищет.
– Но ведь следователь может повлиять на Щирого, заставить его раскрыть имена всех наследников, и тогда вычислить убийцу будет совсем просто.
– Ты так считаешь? А Щирый покажет следователю седьмое завещание, согласно которому все имущество Ядвиги переходит художественному фонду, и скажет, что других наследников нет и никогда не было...
Едва они переступили порог квартиры, Сергей заперся в своем кабинете. Надолго. Полина, предоставленная самой себе, бесцельно бродила по комнатам. То страшное, что случилось за этот бесконечно длинный день, заставляло перегруженный информацией и чувством вины мозг судорожно перетасовывать мысли, обрывки воспоминаний. Это была неплодотворная, изматывающая работа. Полине вдруг захотелось напиться. Не для того, чтобы успокоиться, а для того, чтобы хоть на время остановить лихорадочный бег мыслей.
Начатая бутылка глинтвейна нашлась на кухне. Оказывается, она помнила вкус глинтвейна. Ей нравился этот вкус...
К тому моменту, когда Сергей вышел из кабинета, Полина была уже пьяна. Не очень сильно, но достаточно, чтобы окружающие предметы приобрели чуть размытые очертания, а жизнь перестала казаться сплошной полосой препятствий.
– Есть хочешь? – Он смотрел внимательно и как-то очень сосредоточенно, точно видел ее впервые.
– Нет. – Интересно, что он скажет, когда поймет, что она пила?
– Я тоже не хочу. – Он покачнулся. Значит, ничего не поймет – он сам пьян, и, кажется, многим сильнее, чем она. Вот что он делал в кабинете – накачивался алкоголем...
Ей вдруг стало жалко этого мужчину со стеклянными, то ли от выпитого спиртного, то ли от невыплаканных слез, глазами. Скорее всего, он не нуждался в жалости, но ей все равно было жалко.
– Сережа, ты как? – Не надо было спрашивать, и подходить так близко тоже не надо было.
– Нормально, – он поймал ее за пояс джинсов, притянул к себе.
От него пахло коньяком. Почему-то Полина была уверена, что это именно коньяк. И глаза вблизи не казались стеклянными. Столько всего намешано в его взгляде, что она не смогла бы разобраться с этим до самого утра.
И она не стала разбираться. Вернее, это он не дал ей такой возможности...
Его губы, его горячие ладони на ее затылке, его взгляд, в котором столько всего намешано, – все это было похоже на возвращение домой после долгих странствий. Откуда-то, непонятно откуда, но она вдруг поняла, что была близка с этим мужчиной в той, прошлой жизни и что в их отношениях было много чего...
А в какой-то момент все это сделалось неважным. Настоящее – вот что имеет значение. Эта ночь и этот мужчина, со смесью злости и нежности называющий ее золотой рыбкой...
...Они уснули одновременно. Их сон не был безмятежным. Скорбь, боль, страх, раскаяние, радость, любовь – много чего переплелось в нем. Засыпая, каждый из них знал, что неумолимое утро сотрет болезненное очарование этой ночи. Такова плата...
Он знал еще кое-что, что-то очень важное. То, что не знала или забыла она сама, то, что многократно
