— В этом году, — помолчав, сказал он, — киты не приплыли… Странный год, братец. Чувствуешь? Ветер с севера. Странный год, братец. Идет зима.
Раладан поднял голову. Действительно, ветер уже не дул с северо-запада. Дуло с севера. Осень кончалась…
— Кто-то украл два месяца осени, братец. Идет зима. Как думаешь, весной киты приплывут? А год и в самом деле странный.
Лоцман подумал о штормовой волне при безветренной погоде, удивившей их с Раписом, потом о «кашле», зеленых водах Просторов и о китах Бедана, наконец, о закончившейся двумя месяцами раньше осени. Странный год. Что бы это ни означало.
— Странный, Бедан. Очень странный год. А весной киты приплывут. Почему-то… почему-то я это знаю.
Он покопался за пазухой и достал помятую черную повязку. Наклонившись, он осторожно положил ее возле щеки девушки…
Она не проснулась.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сестры
21
Был душный летний вечер.
Вдоль берега моря, по узкой полоске пляжа, не обращая внимания на лизавшие ноги волны, шли двое, ведя, вернее, таща с собой третьего — высокого коренастого парня, на разбитом лице которого едва успела засохнуть кровь. Руки парня были связаны за спиной; двое держали его под локти, не щадя ударов и даже пинков, когда он спотыкался или замедлял шаг.
Неподалеку располагалась Дорона, самый старый город Гарры, ее столица. Вероятно, трое шли именно оттуда. Куда они, однако, направлялись и зачем, трудно было догадаться…
Пляж стал шире. Трое остановились.
— Уже недалеко, приятель, — сказал один из двоих связанному.
Тот сплюнул. Ответом ему был удар кулаком.
Они двинулись дальше.
Уже почти совсем стемнело, когда перед ними появились остатки строений рыбацкой деревушки. Кругом царила тишина. Место это было давно покинуто и мертво. Когда-то его жители, охваченные странным помешательством, повесились все до единого, в одну ночь… Селение это называли Берегом Висельников.
Посреди селения стояла большая хижина, существенно отличавшаяся от других тем, что почти не была разрушена. Один остался с пленником, другой направился прямо к дому. Из-за угла кто-то вышел ему навстречу. Вскоре, уже втроем, они подтащили связанного парня ко входу. Двери открылись, и в них появилась темная фигура, которая посторонилась, впуская гостей, после чего дверь тщательно заперли. Пленник, получив сильный толчок в спину, упал на пол. Несколько мгновений он лежал неподвижно, затем тяжело, неуклюже поднялся.
Большая комната была довольно хорошо освещена. На квадратном столе стоял простой канделябр с многочисленными свечами. Маленькие окна были тщательно завешены толстой черной материей, чтобы свет не проник наружу.
За столом сидела молодая женщина. Отблеск свечей падал на ее лицо и руки. Она была необычно красива, но в продолговатых черных глазах крылось нечто… недоброе, отпугивающее.
Женщина выпрямилась, отбросила со лба прядь темно-каштановых волос и спросила низким приятным голосом:
— Ну как, стоило оно того?
Избитый парень шагнул вперед и без тени страха произнес:
— Как ты была сукой, так ею и осталась. С такими, как ты, чем реже встречаешься, тем лучше.
Женщина чуть приподняла брови.
— О! — усмехнулась она.
Один из стоявших позади пленника мужчин толкнул его в спину, и тот упал на колени. Он хотел было встать, но его удерживала сильная рука.
— Мне нравится твоя смелость, — сказала женщина. — Но у меня слишком мало времени, чтобы ею восхищаться. А жаль. — Она встала и прошлась по комнате. — Послушай, мальчик, сегодня ты все равно умрешь, и мы оба об этом знаем. Но ты можешь принять смерть как мужественный человек, с мечом в руке, сражаясь с моими людьми… или как червяк, которого медленно расплющивают в лепешку. В обоих случаях я получу то, чего хочу. Так что я могла бы сказать, что мне все равно, что ты выберешь. Но это неправда. Отпустите его! — неожиданно прошипела она. Державшие парня люди поспешно отступили назад. Он встал. — Но это неправда, — повторила она. — Среди всех человеческих черт я больше всего ценю отвагу, презираю же — глупость. Итак, отвага или глупость?
— Все это пустые слова, ничего больше, — был ответ.
Она молча смотрела на него. Потом подошла к столу и взяла кусок мела.
— Нарисуй мне ту карту.
Парень презрительно сплюнул.
— Ты давно могла ее иметь, алчная шлюха. Отец верно служил тебе… и я тоже.
— Это правда, твой отец был лучшим из моих людей. Жаль, что сын оказался изменником и вором.
Пленник вышел из себя.
— А чего ты ожидала? — заорал он. — Что я буду и дальше служить убийце своего отца?!
В комнате наступила тишина.
— Да ты, похоже, с ума сошел, — удивленно проговорила женщина.
Парень не ответил.
Она села за стол, не спуская с него глаз.
— Значит, по-твоему, это я его убила? Твоего отца? И поэтому ты никому не рассказал о сокровищах, поэтому сбежал? Но зачем же мне было это делать? Убивать того, кто мне служит, и служит хорошо?
Пленник подошел к столу.
— Я считал тебя бешеной сукой, — произнес он сквозь зубы, — но теперь вижу, что ты достойна презрения в сто крат большего…
Он сделал еще шаг, но его схватили.
Женщина тряхнула головой раз, другой, встала и неожиданно, словно повинуясь какому-то порыву, вытянула вперед палец.
— Ты видел меня! Видел меня на корабле, который… — Она схватилась за голову. — Нет, не может быть… Вон! Все вон отсюда!
Мужчины переглянулись.
— Вон! — снова завопила она.
Толкаясь в дверях, они поспешно покинули комнату. Дверь закрылась.
— Я его не убивала, — обратилась она к пленнику. — Я его не убивала, а твоя измена… лишь следствие неведения. Что не меняет того факта, что сегодня я должна узнать все о сокровищах. Твое упрямство льет воду на мельницу настоящей убийцы. — Она снова тряхнула головой. — Жаль, — негромко добавила она.
