шевельнулась.
Может быть, нужен какой-то условный знак?
У него не оставалось выхода. Изо всех сил он заколотил в дверь кулаком.
— Эй! Может, глоточек водки?! — заорал он во все горло.
Он напряженно ждал. Кажется, он уже убедил их, что он не призрак… но убедил ли в том, что его можно впустить?
Дверь скрипнула. Изнутри послышались какое-то имя и смех. Раладан наклонил покрытую капюшоном голову и вошел.
— Я уж думал…
Раладан ударил. Человек со стоном отшатнулся, толстый плед сполз с его плеч. Он прижал руку к животу, в котором зияла ножевая рана, и опрокинулся на спину.
В мигающем свете тщательно укрытой коптилки лоцман увидел еще одного человека, отбрасывавшего в сторону тяжелый плащ. Изрыгая проклятия, тот выхватил короткий армейский меч, но не бросился сразу в атаку, пристально следя взглядом за Раладаном. Лоцман понял, что этот человек умеет убивать. Сбросив плащ, он неожиданно нанес удар ножом, быстрым движением снизу. Противник ловко увернулся, продолжая бормотать проклятия, но при этом он еще и улыбался…
Пират достал из-за голенищ два ножа и стал ждать.
Противник напал неожиданно быстро, метя в него острием меча, но именно этого Раладан и ожидал. Он отскочил в сторону, пытаясь ударить ножом, но промахнулся. Однако ему удалось схватить противника и вонзить нож ему в спину, но в то же мгновение мощный удар рукоятью меча отшвырнул его назад. Он ненадолго потерял сознание, а когда в глазах у него снова прояснилось, он обнаружил, что сидит у стены. Скулу сводило от пронизывающей боли. Он машинально протянул руку и почувствовал под пальцами кровь.
Его противник лежал неподвижно, но мгновение спустя дернулся и вытянул руку. Раладан поднялся и присел возле него.
— Будешь жить, — невнятно пробормотал он, чувствуя, что щека его совершенно онемела. Кровь капала на спину лежащего. — По крайней мере… еще день-два…
Он выдернул нож, торчавший скорее в боку, чем в спине. Лежащий застонал и лишился чувств. Раладан как умел перевязал рану, потом связал ему руки и ноги. Вытерев кровь с лица, он ощупал кость — та была цела.
Раладан запер дверь на крепкий, похоже недавно приделанный, засов, потом огляделся. Тусклый свет вырывал из темноты лишь общие очертания большой гробницы с тяжелым саркофагом посредине, крышка которого в последнее время использовалась в качестве стола — на ней лежала колбаса и половина целого хлеба, рядом набор игральных костей.
С правой и с левой стороны неширокие дугообразные проходы вели в боковые помещения, судя по всему, поменьше. Раладан взял светильник и, прикрывая его рукой, вошел в левый проход. На него с ужасом и изумлением уставились три пары глаз. Они узнали его, как и он их. Четвертый лежал неподвижно, связанный наподобие остальных. Лоцман наклонился и заметил, что у него нет одной ноги.
Так или иначе, он был мертв.
Раладан посветил вокруг, но не нашел ничего достойного внимания, кроме скомканных тряпок, которые днем наверняка использовались в качестве кляпов.
— Я не собираюсь вас убивать, — сказал он.
На их лицах отразилось явное облегчение.
Он прошел в правую гробницу. Там оказалось пусто. Он обошел ее вокруг. Посредине стоял саркофаг, крупнее того, что он видел раньше.
И ничего больше.
Где же Вард?
Он уже собрался было спросить у пленников. Внезапно он остановился и медленно обернулся… Каменная, треснувшая поперек плита лежала неровно.
Поставив светильник на саркофаг, он толкнул меньшую часть гранитной надгробной плиты, которая со скрежетом сдвинулась и с грохотом упала. У лоцмана перехватило дыхание. Он отшатнулся было, но в следующее мгновение выдернул из-за голенища нож и на ощупь, не в силах оторвать взгляд от безумных глаз того, кто лежал внутри саркофага, перерезал путы и вытащил кляп.
Под сводами гробницы разнесся нечеловеческий крик.
Раладан, скрежеща от ужаса зубами, тащил к выходу Варда — обезумевшего, плачущего человека, которого он когда-то знал как отважного солдата.
Ему знакома была эта болезнь. Боязнь замкнутого пространства.
Они сидели снаружи склепа, прислонившись к холодной каменной стене. В лица им хлестал мокрый ветер. Раладан продрог до костей, но для сидевшего рядом жуткое кладбище, мрачная ночь и ледяной ветер были жизнью. Свободой.
— Время идет, — сказал наконец лоцман, болезненно морщась от боли в скуле. — Пора поговорить.
Он не видел лица офицера, но голос его, хотя и слабый, уже не был голосом безумца.
— Я обязан тебе жизнью, Раладан. Хочу, чтобы…
— Знаю, что ты чувствовал. Я сам бы свихнулся, если бы меня так заперли. Не будем больше об этом.
Ветер уносил его слова.
— Время идет, — повторил лоцман. — Что бы ни произошло… слушай меня внимательно, господин. Многое зависит от того, договоримся мы сейчас или нет.
Он помолчал.
— Хватит с меня убийств, — продолжил он. — Не потому, что я вдруг стал честным человеком. Причина другая, очень простая: все это ни к чему не ведет. Я просто хочу найти способ вырваться из ловушки. Вот вся правда, господин: я никогда не был пленником на «Змее». Я пират, а трупов, что я оставил после себя, даже не сосчитать. Но есть кое-что еще, что касается нас обоих. Ридарета — дочь Демона. Несмотря на это, она никому никогда не причинила зла. Она ни в чем не виновна. Ее отец перед смертью поручил мне заботиться о ней. Пока что ничего из этой заботы не вышло. Тем не менее, господин, если когда-то в своей жизни я служил какому-то делу, которое ты счел бы благородным и справедливым, то именно сейчас.
Вард молчал.
— Я убил двух твоих людей, поручил убить тех четверых. Я хотел убить и тебя. И все ради того, чтобы вытащить ее с этого проклятого острова, на котором она осталась вместе с тем гончим псом, привезти ее сюда и, когда наступит зима, увезти из Ахелии. Вот и все.
Дождь постепенно усиливался.
— На что ты рассчитываешь? Почему я должен тебе верить?
— Разве это может быть ложью? — Он наклонился. — Вард, мы были когда-то друзьями. Многое изменилось. Ты веришь в какую-то честность, справедливость… Так вот, и я призываю к тому же. Я хочу спасти невинную девушку, почти ребенка. Взамен я отдаю в твои руки настоящего убийцу, который живет здесь, в Ахелии, — ту, с чьей помощью ты и твои люди оказались здесь. Я дам тебе доказательства. Свидетелей. Один лежит связанный, раненый, но, похоже, выживет. И я дам тебе кое-что еще, Вард. Я подарю тебе жизнь — тебе и твоим людям. Если нам не удастся договориться — вы погибнете. Своими посиневшими от веревок руками ты не сумеешь мне помешать. Четыре жизни за одну. Кроме того, справедливость, если так называется тюремная камера для той женщины. На что я рассчитываю? Ни на что. Мне не нужна помощь. Обещай только, что не станешь мне мешать.
С неба хлынули настоящие потоки воды.
— Еще сомневаешься, капитан? Тогда слушай внимательно, я все тебе подробно расскажу. Хотя, должен признаться, я никогда прежде не говорил столь много, как сегодня. Но, Вард, когда я закончу, ты должен сказать мне «да» или «нет».
— И… если «да» — поверишь? Просто поверишь мне на слово?
