Азии – это красота первозданная, таким был мир, наверное, до того, как к нему прикоснулся Бог. Американские горы совершенно другие – они тоже потрясающе красивы, но их красота будто бы вышла из рук дизайнера. Ты знаешь, мне достаточно поглядеть на фотографию секунду, и я буду знать, на каком континенте находятся изображённые на ней вершины. Когда-то давно, ещё молодым журналистом, я много побродил по горам.
– Где это было?
– Недалеко отсюда, в Киргизии. Но я никогда не лез на самый верх, ходил в основном адырами. Я одиночка, Максим, но реалист при этом. А для одиночки выходы на вершины могут закончиться не очень здорово. А потом я жил на Охотском побережье – там горы красивые, но совсем невысокие. Две тысячи метров считаются чёрт-те какой высотой. А здесь на двух тысячах ты только начинаешь приближаться к горам.
Автомобиль заехал в ущелье и затрясся по грунтовой дороге.
– Тут можно проехать километров сорок, почти до самой границы снегов, – заметил Чен.
– Нет, нам так далеко не надо, – отозвался Зим. – Достаточно, если ты высадишь нас в устье вот этого ручья, – он повторно указал точку на карте. – Если я не ошибаюсь, точнее если не ошибаются эти ваши кабинетные топики, то отсюда начинается удобный выход на гребень.
– И как скоро ты собираешься его достичь? – поинтересовался Чен.
Они беседовали, словно повторяя давно и наизусть выученный урок.
– Если повезёт, то завтра к вечеру мы остановимся под линией вечного снега. Там мы последний раз воспользуемся нормальными дровами. Потом полезем наверх.
– Туристы поднялись на гребень значительно раньше.
– Так то – туристы. Я вообще стараюсь не лазить в таких местах, где нельзя протопиться самостоятельно и приходится тащить на себе литры горючки.
– А когда ты планируешь оказаться над «Розовыми скалами»?
– Дней через пять. А может – никогда. Уж слишком непохожи эти места на всё то, что приходилось мне встречать раньше.
Они высадились на старой пастушеской стоянке. Под склоном стояла выложенная из дикого камня кошара, на поляне остались коновязь и следы костра.
– Уйгуры? – спросил Чен.
– Ты иногда хоть интересуешься теми, кого приходится сажать в тюрьму? – усмехнулся Зим. – Уйгуры – бахчеводы и жители оазисов. В здешних горах живут киргизы.
– Эй, Зим, – неожиданно окликнул его китаец, – мне кажется, ты прихватил с собой лишнюю куртку!
– Да? – удивлённо откликнулся Александр. – Я что-то и не заметил. Извини. Ну что же, раз уж прихватил, возьму с собой. Там, наверху, наверное, нету супермаркетов.
– Ну ладно, – Чен загадочно улыбнулся. – Подойди-ка сюда!
Зим приблизился.
Неожиданно Чен обнял его. Поглядел внимательно в лицо, похлопал по спине.
– Ступай, Зим. И будь осторожен. Запомни, я не жду, что ты их всех победишь в одиночку. Тебе надо только дать сигнал. Будь осторожен…
Затем сел в автомобиль и уехал.
– Славный китаец, – произнёс Зим.
– Все они славные. Когда спят, – добавил Максим. – Он ведь сейчас обратно в Казахстан двинул. Оттуда они будут готовить налёт на это чёртово кубло. Чтобы можно было сказать: «знать не знаю и ведать не ведаю». Действует там, будто у себя в стране находится.
– Ладно тебе. Сейчас надо твоего экстрасенса найти.
– Он не экстрасенс. Он шаман. Его и искать не надо.
Из-за кошары вышел Хорхой. Он был одет в оливковую ветровку, а в руках держал три свежевырезанных арчовых посоха.
– Здравствуйте.
– Хорхой, вы погоду узнавать умеете? – неожиданно спросил Зим.
Хорхой не обиделся.
– Если вы хотите знать, умею ли я предсказывать погоду, я отвечу – нет. Если вы хотите знать, помешает ли погода вашим планам, я тоже отвечу – не знаю.
Зим пробормотал, что предпочёл бы более определённый ответ.
Затем по его настоянию все извлекли снаряжение из рюкзаков и попытались скомпоновать груз таким образом, чтобы на каждого приходилось равномерное его количество. Вообще, Зимгаевскому очень понравилось снаряжение Хорхоя, а через снаряжение – и сам Хорхой. Во-первых, оно было простым и эффективным. Зим терпеть не мог снаряжения с малофункциональными дополнениями вроде всевозможных шнуровок, карманчиков или петель. Вещи Хорхоя выглядели очень дорогими, но неброскими. Вещи сложили заново, и Алекс на пальцах объяснил своим товарищам, как спланировано начало подъёма.
Первым по овечьей тропе двинулся Спадолин, чуть позже за ним последовал шаман.
Зим немного подождал, оглядывая чёрно-зелёный лес из стройных пирамидальных елей.
«Будь осторожен», – сказал ему при расставании майор китайского КГБ. Но он добавил ещё три слова, которые не слышал никто, кроме Алекса.
«Опасайся своего спутника».
Капитан Арсеньев. Киргизия
– Вы уверены, что ваши нукеры справятся с этой задачей? – спросил Чен Арсеньева через переводчика. – Насколько я знаю, они никогда не прыгали с парашютом.
– С парашютом они и правда не прыгали, но шестеро из команды умеют управлять мотопарапланом и даже имеют опыт взлёта на этой штуковине. Но с чего вы взяли, что я возьму на операцию именно их?
Чен поглядел на Иннокентия хитро и со смешинкой. Ничего не сказал.
– Вы знаете, сколько парней по всей России хотят посчитаться с «чехами» за Первую чеченскую кампанию? За весь тот стыд и позор, который им пришлось пережить? Хорошо подготовленных, постоянно тренирующихся и ну совершенно ни на грош не доверяющих после этого
После встречи со взводом Арсеньева Чен выглядел по-настоящему потрясённым.
Волки… Настоящие волки…
Теперь он не сомневался, что выполнит задание партии.
Тянь-Шань. Подъём
Тропа уходила вверх по склону прямо через редкий еловый лес. Зим просматривал её метров на двести вперёд. Тянь-шаньские ельники совсем не походили на еловые леса Европейской России и тем более – на мрачную заболоченную тайгу Западной Сибири. Это был прозрачный лес, где дерево от дерева отстояло на двадцать-тридцать, а то и на пятьдесят метров. Склоны гор чуть выше тропы покрывали изумрудные, изумительной красоты луга с высокой травой. Поглядывая на них, Зим вспоминал ирландские фотографии Тары – пожалуй, только на них, да на рекламных, обработанных цифровыми технологиями картинках и роликах приходилось видеть такую зелёную траву, будто светящуюся изнутри. Тропа, по которой шли путники, была довольно широкой, около полутора метров, и сплошь истыканной множеством следов острых овечьих копыт. Однако поверх них можно было различить и отпечатки подков как минимум двух лошадей.
Остро пахло овечьим навозом.
Зим постоянно поглядывал наверх. Долина, бортом которой они шли, имела пологое, корытообразное днище, края которого неожиданно поднимались вверх бурыми и жёлтыми утёсами и уходили ступеньками куда-то в бесконечность. Впереди нависала россыпь пронзительно-белых и искристо-голубых вершин, будто парящих в воздухе над серой полосой тумана.
Края тропы выглядели удивительно чистыми, будто в парке западноевропейского городка. Видимо, двигающиеся вверх пастухи тщательно собирали все опавшие сухие ветки, поднимая их на летовки.
Зим заметил, что редкий ельник рос по бортам и дну долины будто бы островами – в устьях притекающих с хребта ручьёв и в закрытых от ветра боковых «карманах» долины.
