привлечь его внимание, и замолчала, смутившись, когда он повернул к ней лицо. Её глаза цвета ореха внимательно исследовали его глаза, и то, что она увидела в них, должно быть, успокоило её. По нескольким случайным искоркам в её глазах, Люк заметил присущую ей безграничную жизнерадостность, но выражение её лица оставалось полностью серьёзным.
— Мистер Жуводан…
— Люк, — поправил он, улыбаясь самой ободряющей своей улыбкой.
— Люк, — она почти нахмурилась, но затем спохватилась, — Люк, я не хочу тратить ваше время в пустой болтовне. Вы, кажется, немного торопитесь.
Её острый проницательный взгляд моментально оценил наполненный до отказа рюкзак.
— Я только хотела узнать, — продолжала она, — возможно, вы что—нибудь слышали о Джой?
Люк замер, изучая её лицо. Она что—то знает или только предполагает? Может быть, Коллье преодолел влияние или в достаточной степени показал свое замешательство, которого хватило, чтобы возбудить подозрения девушки? Мэгги относилась к тому типу женщин, которые обладали яростной преданностью и таким же упорством, как и волчицы, охраняющие свое логово. Все эти мысли моментально пронеслись в голове Люка. Он кивнул, стоило ей только замолчать.
— Разве Коллье не сказал вам? Она была ранена и должна была отправиться прямиком в больницу.
У него не было никаких сложностей с тем, чтобы придать голосу мягкость и даже некую фальшивую искренность. В этом он имел огромный опыт.
Мэгги чуть—чуть изменилась в лице. Её челюсти сжались, а рука поднялась, чтоб откинуть со лба рыжий локон.
— Да, он говорил мне, — призналась она, сузив глаза. — Люк, простите мне мою откровенность, я не могу помочь, но чувствую, что за всем этим стоит нечто гораздо большее.
— Возможно, так оно и было, — тихо ответил Люк, — но сейчас все позади. Я ничего о ней не слышал.
От этой лжи он почувствовал внезапную резкую боль, которая заставила мышцы напрячься в защитном гневе.
— Прошу меня простить, но…
— Тогда почему она не давала о себе знать? Прошло уже четыре недели. Она обещала обо всем мне рассказывать.
Рука девушки рванулась, чтобы схватить его руку, и дерзость этого жеста остановила Люка. Он подавил желание вырваться от неё.
— Я не могу ответить на ваши вопросы. Она мне тоже не писала, — промолвил он в высшей степени правдиво.
Мэгги убрала руку, её полные губы скривились.
— Вашу гордость совсем не задевает то, что она не прыгнула в вашу постель, как все другие? Или, может быть, у вас было достаточно времени, чтобы оправиться от удара?
Она быстро отступила, а Люк с холодной расчетливостью заставил себя обдумать, зачем ей понадобилось провоцировать его. Она хочет, чтобы в гневе он признался в том, что могло бы подтвердить её возможные подозрения.
Внезапно он обнаружил, что улыбается её храбрости и той преданности, которую она испытывает, раз так рискует задирать его.
Очевидно, Мэгги никак не ожидала такой реакции. Она стояла, упершись руками в бедра.
— Если вам что—то известно о Джой, хоть что—нибудь, я хочу это услышать. Я — её подруга. Она не могла вот так просто исчезнуть и не дать мне знать, что она жива, и с ней все в порядке.
Сопротивляясь порыву успокоить её, Люк сдержал улыбку:
— Она жива, и с ней все в порядке. Это все, что я могу сказать вам.
Он развернулся, направляясь к окраине города.
— Это действительно так, Жуводан? — спросила она вслед. — Но почему я совсем не верю вам?
Последние слова были произнесены очень тихо, и Люк не должен был услышать их. Мэгги не догадывалась о его слухе. И не знала о том, как далеко он готов зайти, чтобы удержать Джой у себя. Губы Люка искривились. Он признался себе в том, что ему понравилась Мэгги. Но в её интересах никогда не узнать об этом.
Когда в сумерках он вернулся в хижину, Джой читала, сидя у камина. Не успел он толком войти, как она вскочила и бросилась к нему в объятья — это приветствие всегда согревало и поражало Люка своей силой и чем—то ещё, к чему он только начал привыкать и с чем вряд ли когда—нибудь свыкнется полностью. Это приветствие больше соответствовало темпераменту его народа. Тем, кто, как истинные волки, были так же неистовы в своей любви, как и стремительны в решениях и спорах. Многие годы Люк понимал, что он является одним из немногих, кто, казалось, до конца жизни будет чувствовать на себе недоброжелательные взгляды. Возможно именно поэтому каждое приветственное объятие, каждый поцелуй приносили потрясающее и радостное чувство принадлежности, то, что он никогда не ощущал внутри собственной стаи. Каждый раз, когда они предавались любви, укреплялась их связь, и усиливалась его потребность в ней.
Она была счастлива. Он знал, что она счастлива. Знал так же, как и многое другое о ней, чувствовал многое из того, что она ощущала, связанный с нею чем—то большим, чем простое физическое желание или примитивный инстинкт. Обычно этого было достаточно, чтобы отогнать чувство вины на некоторое расстояние от себя — так, чтобы она ничего не заметила, так, чтобы не разрушить их огромное взаимное удовольствие друг от друга. Почти достаточно, чтобы позволить ему забыть о своих страхах.
Однажды он попытался поговорить с ней. Попробовал развеять ту единственную тень на их счастье. Тогда она остановила его, и с тех пор он ни разу так и не набрался смелости возобновить тот разговор. Сейчас, зарывшись лицом в волосы и вдыхая её неповторимый аромат, он позволил себе забыться, ощущая сущую правильность того, что держит ее в своих объятиях.
Она отступила на шаг, глядя, как он открывает рюкзак. Её глаза с танцующими золотистыми искорками, загорелись от предвкушения.
— Что ты мне принес? — улыбаясь, спросила она. — Мне во всём мерещится шоколад.
Не дав ей договорить, он вытащил коробку прекрасных импортных трюфелей.
Прочитав название, она драматично вздохнула:
— Я потрясена! Никогда так себя не баловала.
Она потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. Даже такое легкое прикосновение, как всегда, до глубины души взволновало его.
Он занялся выгрузкой остальных пакетов, вынимая все, что приобрел для неё. Впервые он пожалел о том, что не имеет машины, которая дала бы возможность привезти более громоздкие вещи. Он хотел ей дать гораздо больше, чем эти несколько роскошных мелочей. Возможно, после того, как снегопады станут постоянными, он сможет одолжить единственный в Валь—Каше древний снегоход или снарядить сани.
— Музыка, — выдохнула Джой, обнаружив кассеты, — и куча батареек, — она тихо засмеялась. — Мне придется сдерживаться, или мы завалим батарейками весь дом.
Люк опустился позади девушки, обернувшись вокруг нее словно плащ и уткнувшись носом в её нежную кожу.
— Никогда не сдерживайcя, Джоэль, — прошептал он.
Она развернулась и поцеловала его. Горячо.
— Не буду. Чистосердечно клянусь, что у меня вообще нет намерения ограничивать себя в чем бы то ни было.
В течение следующих нескольких минут они восхищенно занимались друг другом. От её прикосновений Люк тихо застонал.
— Предлагаю остановиться, если только ты не решила замучить меня, — проворчал он, покусывая её подбородок. — Или же наш ужин отложится очень—очень надолго.
— Я думаю, что у нас где—то есть бокал вина и кусок хлеба, — усмехнулась она. — И, учитывая мой нынешний аппетит, этого будет достаточно.
Её слова перешли в полузадушенный смех, поскольку он подхватил её, ощутив приятную тяжесть тела
