себя разумными. Но пусть они знаютъ, что нападеніе на пом?щеніе, въ которомъ происходили выборы въ 1789 году, казни Фулона и Бертье, изм?нившія совершенно характеръ революціи, — были только осуществленіемъ того, что агитаторы подготовили и внушили народу путемъ казней надъ соломенными куклами.
Разсмотримъ н?сколько прим?ровъ. Парижскій народъ ненавид?лъ Мопу, одного изъ любимыхъ министровъ Людовика XVI. И вотъ, какъ-то появляется на улиц? толпа, раздаются крики и кто-то объявляетъ „по постановленію парламента, господинъ Мопу, канцлеръ Франціи, приговаривается къ сожженію, и пепелъ его долженъ быть раскиданъ по в?тру!” Всл?дъ за этимъ, толпа направляется къ стату? Генриха ІV съ куклой, изображающей канцлера, со вс?ми знаками отличія, и сжигаетъ эту куклу при одобреніи вс?хъ присутствующихъ. Въ другой разъ прив?шиваютъ къ фонарю изображеніе аббата Terray въ ряс? и б?лыхъ перчаткахъ. Въ Руан? четвертуютъ изображеніе Мопу и, такъ какъ жандармы не допускаютъ скопленія народа, толпа ограничивается т?мъ, что в?шаетъ вверхъ ногами изображеніе скупщика, у котораго изъ носа, ушей и рта обильнымъ дождемъ сыплется пшеница.
Вотъ вамъ и пропаганда! пропаганда во всякомъ случа? бол?е д?йствительная, ч?мъ абстрактная пропаганда, доступная небольшому числу избранныхъ.
Чтобъ подготовить возстанія, предшествующія великой революціи, надо было пріучить народъ выходить на улицу, громко выражать свои взгляды въ общественныхъ м?стахъ, не бояться полиціи, войска и кавалеріи. Вотъ почему революціонеры той эпохи не пренебрегаютъ ни однимъ изъ способовъ, бывшихъ въ ихъ распоряженіи, чтобъ привлечь народъ на улицу и вызвать скопища.
Они пользуются всякимъ явленіемъ общественной жизни, какъ въ Париж?, такъ и въ провинціяхъ. Когда общественному мн?нію удается принудить короля удалить нелюбимаго министра, начинаются празднества и иллюминаціи. Чтобъ привлечь народъ, устраиваютъ фейерверки, пускаютъ ракеты. Если не хватаетъ денегъ, останавливаютъ, по словамъ современниковъ, прохожихъ и „в?жливо, но твердо просятъ немного денегъ для увеселенія толпы”. Какъ только соберется народъ, ораторы начинаютъ говорить, объясняютъ и комментируютъ событія; вскор? образовываются ц?лые клубы подъ открытымъ небомъ. Войска, явившіяся разс?ять толпу, не р?шаются употребить насилія противъ этихъ мирно настроенныхъ людей, а фейерверки и ракеты, разрывающіеся въ воздух? при радостныхъ возгласахъ и хохот? народа, ум?ряютъ пылъ слишкомъ ревностныхъ блюстителей порядка.
Въ провинціальныхъ городахъ вдругъ показываются на улицахъ трубочисты, которые представляютъ и высм?иваютъ зас?даніе парламента, на которомъ присутствуетъ король. Раздаются взрывы хохота; толпа весело встр?чаетъ людей, съ измазанными сажей физіономіями, изображающихъ короля или королеву. Акробаты и жонглеры собираютъ на площадяхъ тысячную толпу и пот?шаютъ своихъ зрителей забавными разсказами, зад?вающими правителей и богачей. Страсти разгораются, возбужденіе растетъ, и горе тому правителю или богачу, который въ этотъ моментъ попадется въ руки толп?: онъ будетъ растерзанъ ею.
Лишь бы мысль работала въ этомъ направленіи, — и сколько удобныхъ случаевъ найдетъ смышленный челов?къ, чтобъ вызвать скопища, собрать на улицахъ толпу изъ болтуновъ и насм?шниковъ вначал?, а потомъ изъ людей, готовыхъ д?йствовать, готовыхъ жертвовать собой, особенно если возбужденіе въ народ? подготовлено самимъ положеніемъ д?лъ и отчаянными поступками безумцевъ.
Революціонное положеніе и всеобщее недовольство съ одной стороны, объявленія, выв?шенныя на ст?нахъ, памфлеты, п?сни и совершеніе казней надъ изображеніями, съ другой — ободряютъ народъ и придаютъ ему см?лость; понемногу скопища на улицахъ становятся все чаще и принимаютъ бол?е угрожающій характеръ. Сегодня напали въ темномъ закоулк? на парижскаго архіепископа, вчера чуть было не утопили какого то графа или герцога; властей встр?чаютъ и провожаютъ съ гиканіемъ и свистомъ. Словомъ, проявленія народнаго возмущенія становятся все чаще и разнообразн?е, и подготовляютъ день, когда достаточно будетъ мал?йшей искры, чтобъ эти скопища превратились въ мятежъ, а мятежъ въ революцію.
— „Это возстанія черни, возстанія негодяевъ и безд?льниковъ”, — говорятъ теперь наши честные историки.
— Да, это в?рно, революціонеры буржуа искали себ? союзниковъ не среди людей состоятельныхъ, которые въ салонахъ поносили правителей, а на д?л? гнули передъ ними спину; въ пригородныхъ кабачкахъ, пользующихся дурной славой, брали они себ? товарищей, вооруженныхъ дубинами, когда д?ло шло о нападеніи на его свят?йшество парижскаго архіепископа.
Если бы революціонныя д?йствія ограничились нападками на отд?льныхъ правителей и на правительственные институты, не касаясь институтовъ экономическихъ, могла ли Великая Революція быть т?мъ, ч?мъ она была на самомъ д?л?, всеобщимъ возстаніемъ народныхъ массъ, — крестьянъ и рабочихъ противъ привилегированныхъ классовъ? Продолжалась ли бы революція четыре года? Подняла ли бы она на ноги всю Францію? Нашла ли бы въ себ? ту непоб?димую силу, которую она противопоставила королямъ?
Конечно, н?тъ! Историки могутъ п?ть хвалебные гимны Учредительному Собранію, Конвенту и вс?мъ „messieurs du Tiers”, — но мы знаемъ въ чемъ тутъ д?ло.Мы знаемъ, что революція достигла бы лишь минимальнаго конституціоннаго ограниченія королевской власти и не коснулась бы феодальнаго режима, если бы крестьянское населеніе всей Франціи не возстало и не поддерживало бы въ стран? въ теченіе четырехъ л?тъ анархію — добровольную революціонную работу отд?льныхъ группъ и индивидуумовъ, освободившихся отъ какой бы то ни было правительственной опеки. Мы знаемъ, что крестьянинъ остался бы вьючнымъ скотомъ сеньора, если бы Жакерія не свир?пствовала съ 1788 до 1793 года, — до того времени, когда Конвентъ былъ принужденъ санкціонировать закономъ то, чего уже добились крестьяне: уничтоженіе безъ выкупа ленныхъ податей и возвращеніе Коммунамъ вс?хъ богатствъ, отнятыхъ у нихъ при старомъ режим? богачами. Тщетно было бы ждать справедливости отъ Собраній; они ничего бы не дали народу, если бы голыши и санкюлоты не бросили на парламентскіе весы своихъ пикъ и дубинъ.
Но, ни агитація противъ министровъ, ни выв?шиваніе въ Париж? объявленій, направленныхъ противъ королевы, не могли подготовить возстанія въ деревняхъ. Возстаніе это было результатомъ общаго состоянія страны, результатомъ агитаціи людей, которые вышли изъ народа и направляли свои нападки на его непосредственныхъ враговъ: сеньора, священника—собственника, скупщика хл?ба и толстого буржуа.
Этотъ родъ агитаціи еще мен?е изв?стенъ, ч?мъ тотъ, о которомъ мы только что говорили. У насъ есть исторія Парижа, но исторіей деревни никто еще не начиналъ заниматься серьезно; исторія не знаетъ крестьянина; но т? немногія св?д?нія, которыя дошли до насъ, даютъ намъ о немъ н?которое представленіе.
Памфлеты и летучіе листки не проникали въ деревню; крестьяне въ то время были, большей частью, неграмотны. Пропаганда производилась при помощи простыхъ и понятныхъ картинъ, напечатанныхъ или нарисованныхъ. На этихъ лубочныхъ картинахъ надписывали н?сколько словъ, — и этого было достаточно, чтобъ воображеніе народа создало ц?лые романы, въ которыхъ д?йствующими лицами были король, королева, графы, куртизанки, сеньоры, эти „вампиры, высасывающіе кровь народа”. Картины эти переходили изъ деревни въ деревню и возбуждали умы.
Выв?шивались иногда на деревьяхъ объявленія, которыя призывали къ возстанію, предв?щали скорое наступленіе лучшихъ дней и разсказывали о мятежахъ, непрерывно вспыхивающихъ во вс?хъ концахъ Франціи.
Въ деревняхъ подъ именемъ „Jacques” образовывались тайныя общества, которыя поджигали амбары сеньора, уничтожали его урожаи и даже убивали его. Часто находили въ какомъ-нибудь дворц? трупъ пронзенный ножемъ, носящимъ надпись: De la part des Jacques! Случалось, нападали на какого- нибудь сеньора, ?дущаго въ своемъ громоздкомъ экипаж? по краю оврага. Съ помощью ямщика его связывали, клали ему въ карманъ бумагу съ надписью: De la part des Jacques! и бросали его въ оврагъ.
