Сощурилась. Вгляделась в его лицо, в дергающиеся губы, в моргающие нервно глаза.
– Я трезв как стеклышко.
Она вздохнула. Улыбнулась. Он, будто впервые, видел ослепительную яркость и смугло-победительное, южное коварство ее белозубой улыбки. Один зуб, глазной, уже был вставной, золотой.
– Я знала, что ты меня об этом спросишь.
– Так как?..
Ее черный, смоляной, большой, как у коровы, глаз блестел, как агат; Бахыт видел ее лицо вполоборота. Невозможно было понять, что она думает и чувствует. Она всегда безупречно владела собой.
– А никак. Ты глуп как пробка. Такие вопросы не задают. У меня ведь тоже может быть двойник, Бахыт. Как бы ты к этому отнесся? Убил меня?.. Женился бы на Рите Рейн номер два?..
Антикварные часы в гостиной, фирмы «Павел Буре» конца позапрошлого века, размеренно шуршали медным, круглым, как желто-лимонная Луна, позеленелым маятником.
Раздался стук. Десять вечера, Беловолка черт несет.
– Да! Я ложусь спать, между прочим! Завтра вставать полшестого, в восемь за мной приедет этот манекен из студии, а еще надо распеться и позавтракать!.. Ни минуты покоя!..
– Люба, – голос продюсера был странно сух и предельно вежлив. – Люба, тут к тебе госпожа Рейн. Что-то срочное. Извини, я тебя побеспокоил. Что-то важное, иначе я бы не стал...
Я не дослушала. Подскочила к двери и отворила ее так резко, что чуть не ударила ею Беловолка по лбу. Он еле успел отскочить.
– Рита? Давай ее сюда!
– Я у тебя не стюард, и ты не мисс Рокфеллер. Не зарывайся. – Он измерил меня презрительным взглядом. – Не ори, разбудишь Изабеллу, она сегодня у нас ночует. Рита! – крикнул он в полумрак анфилад, обернувшись, и отзвук голоса истаял в блеске зеркал, в матовости картин. – Проходите!
Я подбежала к зеркалу и судорожно, наспех, поправила волосы, одернула короткую черную домашнюю юбку. Эта сволочь, Изабелла, занимаясь моим имиджем, так и приучила меня ходить во всем черном. Черный цвет моих эстрадных платьев плавно перекинулся на все домашнее. Я соблюдала стиль ретро. Еще не хватало, чтобы я дома носила вуальку и шляпку с цветами, но все, видно, к этому шло.
Рита стояла у притолоки. Я, вертясь перед зеркалом, не заметила, как она вошла. Ее пышные волосы были заколоты высоко – голова была будто увенчана черной короной. Черный плащ переливался, шуршал, спадая к щиколоткам мягкими складками.
– Разденьтесь, Рита. – Я кивнула на спинку кресла. – На улице тепло? Уже весна.
Она резким движением сбросила плащ с плеч. Посмотрела на меня прямо, нахально. Я достойно встретила ее взгляд.
Мы глядели друг другу прямо в глаза, зрачки в зрачки. Нам обеим было нечего терять. Мы обе не знали друг друга никогда. Мы были друг для друга незнакомки. И мы все это читали в глазах друг друга.
– Так, – сказала Рита медленно. Я обсматривала ее изысканное платье цвета темной меди, туго обнимавшее худую танцорскую фигуру, нитку янтаря между ключиц. – Ну, здравствуй, прекрасная незнакомка. Как это тебе все удается. Мы с Любой когда-то были на «ты». Предлагаю нам с тобой тоже перейти на «ты». Как ты на это смотришь?
– Рита, вы...
Она шагнула ко мне, взяла меня рукой за подбородок. Медное платье металлически блеснуло на сгибах талии.
– Брось, девочка. Мы все не дураки. Мы, кто близко знал Любу, все прекрасно поняли с первого раза. Однако ты технична. Умеешь ходить по канату. И мастер, что тебя слепил, как Буратино, – она скривила губы в ухмылке, – тоже не промах. Ну что, будем притворяться дальше или будем говорить нормально? Как люди. Как белые люди. Как твое настоящее имя?
Она держала меня за подбородок, и ее рука была холодна как лед. А мое лицо пылало.
Мысль металась. Признаться! Беловолк убьет меня. Он же взял с меня клятву: никому, никогда, даже под пыткой. Я – Люба Башкирцева. Он и дома-то меня все время Любой называл, чтобы я, значит, в ее шкуру совсем вросла. Не признаваться! Не признаваться – глупо. Ты же видишь, что Рита догадалась. Она доперла. И теперь у тебя появился еще один враг. Рита – баба крутая. Если ей что-нибудь от тебя надо – она тебя измором возьмет. Она возьмет тебя на абордаж, она будет шантажировать тебя, пугать тебя, вытаскивать из тебя клещами то, что ей понадобится. А что ей понадобится?!
Играть дальше?! Сбросить маску?!
Я тряхнула головой, сбрасывая ее цепкую руку.
– Никак.
– Вот как? – Рита пожала голыми смуглыми плечами, высовывающимися из слишком откровенного декольте. – Я никто и звать меня никак, да? Не оригинально. Помните, подсудимая, что чистосердечное признание облегчает участь обвиняемого.
Я закусила губу. Похоже, рыбку насадили на острогу.
Времени на размышление больше не было. Я бросилась головой в омут.
– Тебе очень нужно мое настоящее имя?
– Не кусай губы, прокусишь, они у тебя такие красивые. Если знаешь имя, легче общаться. Я не могу, прости, называть тебя Любой. Как я сдержалась на том ужине, у нас дома, не знаю. Бахыту все равно, он знал тебя издали, но и он тоже заподозрил. Он пытался вызнать у меня, настоящая ты... или страз. Я ничего не сказала ему. Мужей неплохо и помучить. Да, такой страз, как ты, стоит алмаза.
Она рассматривала меня, как лошадь на деревенском рынке. Чуть ли в зубы не заглянула.
– Я не скажу тебе свое имя. Зачем?
– Ты осторожна, это похвально. Твое имя все равно когда-нибудь узнают. Но публику вы с Юркой дурите классно. А ты талант. Так поливать, как Люба, это надо суметь. А еще говорят, талант не тиражируется, он уникален, он неповторим, хрю-хрю. Еще как повторим. На рынке все тиражируется. Все клонируется. Все повторяется – то, что покупают. Любу покупали – бац, сделали вторую Любу. – Она замолчала. Изучала меня глазами. – Да, все продумано, и волосы, и глаза, и походка, и манеры. – Я забыла перед сном снять зеленые контактные линзы. Я недавно снова покрасила волосы в густо-черный цвет хорошей среднеазиатской басмой. – А теперь ты мне скажешь, девочка, кто убил Любу. Считаю до трех. Раз!
Я сделала шаг к Рите. Она не отпрянула. Ее грудь в вырезе платья поднималась, быстро дыша, рядом с моей.
– Можешь прекратить свой идиотский счет, Рита. Это ты мне скажешь... – Мысль металась. А слова находились единственные. – Это ты мне скажешь, кто убил Евгения Лисовского.
И опять наши глаза скрестились. Мне почудилось – зрачки звякнули друг о друга, как ножи.
– Умная девочка, – процедила она сквозь зубы, – хорошая девочка. Варит головка. Разбирается. – Я видела – она смутилась. И быстро, мгновенно овладела собой. Так, здесь слабое место. Убийство Жени Лисовского что-то значит в ее жизни. Запомнить это. – Не хочешь говорить – не надо. Мы сами все узнаем. За тобой организована хорошая, вполне профессиональная слежка, девочка. Ты же дилетантка. Ты же щенок. Ты проколешься при первом удобном случае.
Так, еще одни. Я думала, с меня хватит Горбушко. «Мы» – кто это «мы»? Скорей всего, трио. Связка. Бахыт – Рита – Зубрик. Да, так и есть. Так, как они стояли там, на фотографии.
– Не проколюсь. Вот увидишь.
