ее. «Я и теряю самообладание из-за какого-то парня? Какого-то придурка, — возмущалась я, но в моей голове всплыла его улыбка, и продолжила я в другом русле, — какого-то обаятельного придурка с красивыми голубыми глазами и ослепительной улыбкой». Я потрясла головой, поражаясь своим мыслям, и еще раз ей хорошенько потрясла, выкидывая оттуда Сэма.
Я вернулась в зал Б класса. Оливия сидела за тем же журнальным столом, но уже одна.
Она смотрела на танцующие языки огня в камине, но по рассеянному выражению лица было видно, что ее мысли были далеко отсюда.
Поборов желание напугать ее, а потом насладиться громкими проклятьями, я тихо позвала:
— Ливи.
Она сразу дернула головой в мою сторону, но лицо осталось напряженным и грустным.
— Что-то случилось? — спросила я, присаживаясь рядом.
— Мама письмо написала, — сказала она, кивнув на журнальный стол. Там лежала бумажка, исписанная до краев. — В городе Бездушные мелькают. Пишет, чтобы я была поосторожней.
Я отвела взгляд и притупилась, может я еще не все знала, что здесь творится, но кто такие бездушные я знала. Перед глазами всплыла Диана Лого: не бездушная, но от этого она была совсем недалеко. Голова заболела из-за бесполезной злости.
— Оливия, ты мне расскажешь про Бездушных?
— Почему ты ин… — начала она, но подняв глаза на меня, передумала спрашивать. — По пути в столовую расскажу, — она сложила письмо в несколько раз, убрала в карман блузки под безрукавкой с запахивающимся краем. — Идем.
— Угу.
Мы вышли из гостиной и пошли окольным путем, о котором я раньше даже не знала.
— Ты совсем ничего не знаешь? — спросила Оливия, заворачивая в людный коридор.
— Ну, не совсем, но лучше все рассказывай, — сказала я, проходя мимо статуи изогнувшейся русалки. Почему я раньше не гуляла по внутренним коридорам? Тут красивее, людей больше и, вроде, учителей нет.
— Расскажу, что сама знаю, — сказала она, а потом тихо продолжила, — волшебник подписывающий «документ души», отдает свою душу Пожирателю, так они соглашаются ему на вечную службу.
— Зачем ему души?
— Я думаю, он при помощи души получает власть над волшебником. Я слышала, как папа говорил с дядей Вернустом, он сказал, что поглощая душу Бездушного, Пожиратель продлевает себе жизнь, а бездушный, чья душа была съедена, умирает.
— Сколько Пож… ему лет? — спросила я, когда мы уже подошли к столовой.
— Не так уж много. Кажется, 45, — ответила она. — Но он много раз избегал смерти, — тихо сказала Оливия, когда мы вошли в столовую, наполненную учениками.
Мы пошли вдоль стола с разных сторон, чтобы сесть напротив друг друга.
— Он бессмертный? — громко спросила я. Никто не поперхнулся, не закричал, не обратил на мои слова внимания.
— Нет, конечно, — сказала Оливия, перекидывая ноги через скамейку. Она уже не шептала, и я ее голос услышала совсем другим.
Мы сели за стол. Народа была еще не очень много, и я присмотрела братьям Вармент обещанные свободные места. Я открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но Оливия опередила меня:
— Милана, о Пожирателях не принято говорить, — снова вернувшись к шепоту, сказала она.
— Я не знаю, почему ты интересуешься, но лучше…
— Я понимаю, — перебила я подругу, не дав ей договорить. Я потянулась за нарезанным хлебом, потому что единственное, что было на столе — хлеб.
В Зал вошли близнецы и Сэм. Сэм кивнул нам с Оливией, одарив своей фирменной улыбкой, и прошел к первому столу, где сидел Алекс. Братья сели лицом ко мне, рядом с Оливией.
— Что он хотел? — поинтересовалась я.
— Ничего, — сразу же ответил Оливер. Фред взглянул на него и сказал:
— Ничего интересного. Просто поболтали.
Народу добавилось, столы были полностью заняты, но учителя задерживались. Оливия начала ныть, что хочет кушать, а я, не волнуясь, жевала черный хлеб всухомятку. Через главные двери вошел директор, спеша к возвышению. Он чуть задрал мантию, обнажив золотую обувь с узким носом, кажется, это были турецкие тапочки. Кусок хлеба застрял в горле. Директор ходит в тапочках по школе? Я откашлялась, и злобный кусок прошел.
Мистер Волд забрался по лестницам и хлопнул в ладоши, подняв высоко руки, и тарелки с едой появились на столах. Учителя быстро подтянулись через заднюю дверь.
Испачкавшись, я съела вкусные спагетти, в которых было маловато чеснока, вытерла красные пятна со рта, выпила вечно теплый чай. Я потянулась за яблоком, лежавшем на высоком блюде в центре стола, но поймала взгляд Сэма. Он поспешил опустить глаза. Я улыбнулась его неловкости, но вдруг Оливер ударил меня по вытянутой руке и забрал мною выбранное яблоко.
— Эй! — вскрикнула я, потирая руку. — Ты чего?
— Зачем тебе яблоко? Ты вон этого придурка, Сэма, глазами поедаешь. Потолстеешь.
— Не придумывай. Дай сюда мое яблоко!
Оливер откусил яблоко и прожевал кусок, глядя мне в глаза.
— Да подавись! — взорвавшись, крикнула я. — Придурок, — выдавила я из себя, скрестив руки. Взял и сожрал мое яблоко! Что ему, яблок мало?
— Вы что из-за яблока решили поругаться? — вмешалась Оливия, понизив голос, чтобы не привлекать еще большего внимания. — Делать вам, что ли, больше нечего? — спросила она, надеясь пробудить в нас стыд и не услышать больше криков и оскорблений.
— Я поела, — сказала я и вышла из-за стола.
«Конечно, дело было не в яблоке, а в его поведении. У него плохое настроение, а страдаю я. Лучше бы свое настроение в ударе головой об стену выместил. Дурак», — бурчала я, злобными шагами мерея пол, направляясь в спальню.
В гостиной было пусто, а вот в спальне я встретила Диану. Я, пройдя мимо нее, плюхнулась в кровать, лицом вниз. Она была чем-то озадачена. Злость у меня уже испарилась, и тем более, если вдруг Диана решила покончить жизнь самоубийством, я же не смогу оправдаться в суде тем, что не завела дружеский, заботливый разговор из-за того, что какой-то придурок отнял мое яблоко. Я села, поджав под себя ноги, предвкушая разговор, в котором я далеко не спец.
— Ты чего не на ужине? — начала я издалека.
— Не хочу, — ответила она. Вот, я могу сказать в суде — что она отказалась со мной говорить.
Я уже хотела лечь обратно, как ее лицо залилось краской, и она сказала, — Милана, — начала, смущаясь Диана, — сегодня перед ужином Эван Прус предложил мне пойти с ним на бал.
Эван был на 5 курсе, и, если моя информация не устарела то, круто же пойти на бал с парнем, что старше тебя. К тому же его все знают, он староста.
— Это же замечательно, Диана, пойдешь не одна, — сказала я. «А я одна», — договорила моя зависть.
— Я сказала, что мне нужно подумать, — мило смущаясь, поведала она, а потом призналась в чем причина ее сомнений: — Я как-то боюсь, стесняюсь, что ли…
— Да что за глупости? Он храбрый, симпатичный, — вспомнив Эвана и произнеся его лучшие качества вслух, я смутилась. — Умный, староста класса. Сходи с ним, это же не свидание, а просто школьный бал. Или ты с кем-то другим хотела пойти?
— Нет, нет, — сразу затараторила она. — Он мне нравится, — Диана смутилась уже в конец, от ее красных щек исходил жар. — Вдруг я все испорчу…
— Ничего ты не испортишь, не выдумывай. Согласись пойти с ним, — улыбнулась я.
— Спасибо, Милана. Я обязательно соглашусь, — радостно, задыхаясь, бормотала она, а потом снова покраснела и сказала, — Только ты это… никому не говори, что он мне нравится.
