Еще один пример — признание Москвой культа новгородского святого Варлаама Хутынского. После трудных переговоров Василия Темного в Новгороде в 1461 г. в Московском Кремле была заложена церковь в честь Варлаама Хутынского, в связи с чем появилось и литературное произведение «Сказание об умершем отроке», в котором проводилась идея идеологического единства Руси. Как отметил Ю.Г. Алексеев, «выходец из Рязани (речь идет о постельничем Василия Темного рязанце Григории. — А.К.) служит великому князю Московскому, почитает новгородского святого и сам великий князь способствует установлению культа этого святого в Москве».
Та же проблема встала и во взаимоотношениях с Ярославлем. Но здесь признание претендентов на канонизацию затянулось на несколько лет (1463 — 1471 гг.), встречая противодействие и со стороны высшего духовенства. Канонизация предусматривала причисление клику святых Федора Ростиславича Черного, князя Ярославского и Смоленского, и его сыновей Давыда и Константина. По справедливому замечанию Ю.Г. Алексеева, эти князья «ничем не были примечательны и не дали ни малейшего повода для своей канонизации». Но канонизируемые князья были предками ярославского князя Александра Федоровича, поэтому для Ярославля факт святости предков князя был очень важен. Большинство летописей кратко отмечают лишь самый факт подготовки канонизации в явно позднейшем изложении. Рассказ же о самом ходе сомнительной акции приведен в Софийской Второй и некоторых других немосковских летописях. Между тем был достигнут какой-то компромисс между Ярославлем и Москвой: Москва признает или не возражает против канонизации новых «чудотворцев», оставляет в Ярославле и князя Александра Федоровича, но, видимо, с ограниченными правами, а уже после его кончины в 1471 г. Ярославль входит в состав единого государства как владение великого князя Московского.
В середине 60-х гг. от митрополичьей кафедры отказался преемник Ионы митрополит Феодосии. В московских летописях не объясняется причина его ухода от дел. Но в Софийской Второй летописи представлена развернутая характеристика ушедшему митрополиту, которая подается именно как объяснение. Эта характеристика примечательна сама по себе как отражение положения в это время в структурах церкви в целом, а потому она заслуживает особого внимания. «А Феодосии того ради оставил, — поясняет летопись, — занеже восхоте попов и дьяконов нужею навести на Божий путь: нача их на всяку неделю взывати и учити по святых правилом, и вдовцом и диаконом и попом повеле стри-чися, а иже у кого наложницы будут, тех мучити без милости, и свяшеньство съимая с них и продаваше (т. е. штрафуя. - А.К.) их; а церквей много наставлено, а попы не хотяше делати рукоделия (имеется в виду обязательный труд в общежитийных монастырях. — А.К), но всякой в попы, тем ся и кормяху и последоваху плотьскым похотем, зане бо не Богу служити изволиша, но лготу телу своему. И востужиша людие, многы бо церкви без попов, и начаша его проклинати; он же слышав се разболеся того ради, и здрав бысть и сниде в келию к Михайлову Чюду в мана-стырь, и прия разслабленного старца в келию, и нача служити ему и омывати струпы его». Новым митрополитом совет епископов избрал Филиппа.
В 1467 г. внезапно скончалась молодая супруга Ивана Васильевича. Московские летописи сообщают об этом крайне лаконично: скончалась и была погребена в церкви Вознесения. Более обстоятельна запись в проростовской Типографской летописи, а Софийская Вторая летопись прямо указывает, что княгиня была отравлена. Видимо, так же считал и находившийся в Коломне великий князь. Он «восполеся... на Олексееву жену Полуектова Наталью», а также на самого весьма чтимого дьяка, и тот «шесть лет не был у него на очех, едва пожалова его».
В 1469 г. начинаются переговоры о женитьбе овдовевшего великого князя на проживавшей в Риме племяннице последнего византийского императора Константина IX, дочери деспота Морейского — ЗоиПалеолог( 1443 или 1449—1503). Морейский деспотат — это Пелопонес, отвоеванная Византией в XIII — XIV вв. у латинян часть Греции и завоеванная в 1460 г. турками. В Риме реальная турецкая угроза побуждала искать союзников на Востоке. Согласно Московскому летописному своду, именно Рим был инициатором переговоров о браке: «Февраля 11 прииде из Рима от гардинала Висариона грек Юрьи с листом». В листе сообщалось о наличии в Риме подходящей невесты «именем Софья, православная христианка». На самом деле Зоя демонстрировала в Риме верность если и не ортодоксальному католичеству, то принятой Константинополем унии. Во всяком случае никому из женихов Зоя не отказывала из-за их «латинства».
В «листе», под пером позднейшего летописца, называвшего ее Софьей, каковой она в Риме не была (в Софийской Второй летописи она названа Зинаидой), значение невесты поднималось тем, что «присылалися к ней король Франчюжскы и князь великы Ме-деляньскы (т. е. Миланский. — А.К.), но она не хочет в Латын-ство». В действительности ни тот, ни другой к знатной, но бедной сироте никогда ни сватались. И три реальных сватовства оказались безрезультатными не по вине невесты. Далее летопись сообщает, что «тогда приидоша и фрязи, Карло именем, Ивану Фрязи-ну московскому денежнику брат болшей, да братанич, старейшего их брата сын Антон». Прибывший в Москву ранее в качестве мастера «денежного» дела Иван Фрязин (Джьян Баттиста делла Воль-пе), видимо, принимал активное участие в этой деликатной дипломатической сделке. Князь посоветовался с митрополитом Филиппом, матерью и боярами и уже 20 марта направил Ивана Фрязина «к папе Павлу и к тому гардиналу Висариону и царевну видети». Папа Павел Ни сменивший его Сикст IVпроявили большую заинтересованность в намечавшемся браке, рассчитывая на Зою и преданное ей латинское окружение как на опору распространения католического влияния на Руси. Вольпе (Иван Фрязин) был принят папой и по возвращению в Москву, согласно Софийской Второй летописи, «царевну на иконе написану принесе». В январе 1472 г. Вольпе был отправлен за невестой в Рим. Папа Сикст IVторжественно встретил русских послов, и 1 июля была произведена помолвка Зои с московским женихом, от имени которого выступали послы. 24 июля Зоя покинула Рим. Кортеж невесты состоял, помимо русского посольства, из греков и итальянцев. С ней ехали ее брат Дмитрий Ралев Палеолог, Юрий Траханиот и искатели счастья и удачи греки и итальянцы. Интересы Рима представлял папский легат Бонумбре — перед ним ставилась задача всемерно содействовать объединению церквей.
Путь занимал несколько месяцев. После 11 дней морского пути караван прибыл из Любека в Колывань (Ревель). Путь на Москву предполагался не через Новгород, а через Псков. Псков был предупрежден о прибытии царевны, и описание первых шагов по русской земле заморской царевны наиболее обстоятельно дано в псковских летописях. Царевну торжественно встретили у Узменья, гдев свое время произошло Ледовое побоище. Псковичи на шести насадах «великих» и множестве ладей пересекли озеро (Узменье - узкая его горловина) и «вышедше из насад, изналивавши кубци и роги злащеныя с медом и с вином, и пришедше к ней челом удари-ша. И она же приемши от них в честь и в любовь велику».
Царевна сразу пожелала ехать далее к Пскову, «дабы от Не-мець отъехати». После двух дней дороги царевна «порты царс-кыя надевши, и поеха ко Пскову». Уже на пути в церкви Богородицы царевна участвовала в молебне как истинно православная. Псковичей обеспокоило то, что бывший с ней легат Бонумбре «...не по чину нашему облочен бе всьчерьвленым платьем, имея на собе куколь червлен же, на главе обвит глухо, яко же каптур (теплый головной убор. — А.К.) литовской». «Рук его никому же видети, и в той благословляет, да тако же и крест пред ним и распятье осязаему, яко же всем человеком видети вылитое носять пред ним, на высокое древо восткнуто горе; не имея же поклоне-ниа к святым иконам, и креста на собе рукою не перекрестяся, и в дому святей Троици толко знаменася к Пречистей, и то повелению царевне».
Для Бонумбре, очевидно, было неожиданным столь резкое изменение в поведении Зои, ставшей после венчания в Москве 12 ноября Софьей. Ему пришлось отказаться от демонстрации католических обрядов, и он уклонился от диспута, который готовили митрополит Филипп и «книжник» Никита Попович. Проведя 11 недель в Москве, он зондировал почву для создания если и нерелигиозного, то политического союза. Но у Москвы были в это время более актуальные задачи, и дело ограничилось ни к чему не обязывающими общими декларациями.
Связи с Римом продолжались и после отъезда Бонумбре. Источники зафиксировали пять посольств из Москвы в Италию (в основном в Милан и Венецию), целью которых был сбор информации и найм разного рода специалистов — градостроителей, оружейников, мастеров-серебряников. Видимо, под влиянием интереса к Риму, пробудившемуся в связи с полемикой вокруг Флорентийского собора,
