Вроде бы занятый этим разговором секретарь посольства успел незаметно для посторонних упаковать пакет и тетрадь из сейфа в свой портфель.
– Но пока оно останется у нас и в Лондон поедет с нами, – заявил официальным тоном старший инспектор.
– Да-да. Конечно, – согласился Андрей Сергеевич. – А как суд да дело завершатся, так мы вам, Антон Петрович, всяческое содействие с аукционом окажем, не извольте сомневаться.
Мне даже показалось, что Андрей Сергеевич вот-вот не сумеет скрыть свое огромное облегчение, и его заметят. А заметив, могут проявить ненужный интерес к содержимому пакета. Вроде человек идеально собой владеет и вдруг такая нервозность? Что же там такое, в этом пакете? То, что в пакете не письма супруги Алексея Юрьевича, не только мы с Петей, но и оба полицейских прекрасно понимали.
– Мисс Дарья, а вы не раскроете нам тайну кода? – попросил старший инспектор. – Нам будет удобнее, и полагаю, что после возвращения сейфа законному владельцу он сможет код сменить и…
– Можно будет и сменить, если Антон Петрович – или кто там еще, кому он станет принадлежать? – пожелает. А тайна весьма проста. Вот тут едва ощутимые неровности под обивкой. Это кнопки. Представьте, что это клавиши фортепиано от ноты до и до ноты соль, и сыграйте на них вот эту простенькую мелодию…
Я насвистала ту мелодию, которую услышала от Антона Петровича, а он в свою очередь не раз слышал ее от графа, когда они были в Швейцарии. И что характерно, напевать ее граф стал сразу после покупки сейфа. Словно желал хорошенько запомнить, хотя при его памяти было бы странно забыть. А может, он оставлял на всякий случай подсказку Антону Петровичу? Хотя, может быть, просто делал это машинально. Но теперь этого не узнать в точности, да и не самое это важное.
– Ну-с, а теперь расскажите, как вы обставили две полиции, не самые худшие в Европе? – попросил месье Людовик.
– Ну, вот вы сказали, что общий принцип вам сообщили? Нам его тоже сообщили, но не представители фирмы, а друзья из Швейцарии. Они просто сходили в тот магазин и сказали, что желают купить такой сейф, вот им общий принцип устройства и объяснили. Проблема заключалась в том, что кнопок могло быть и четыре, и пять, и даже шесть. Они, кстати сказать, еще и расположены у каждого сейфа в разных местах, но зная, что они есть, найти их нетрудно. А код… Я вот сказала, что была не уверена, что у меня может не получиться, так как догадка у меня появилась совсем недавно. Ну вот буквально час назад, когда мы сюда шли, прохожий на улице насвистывал мелодию, которая мне показалась знакомой, а когда увидела Антона Петровича, вспомнила, что слышала от него что-то похожее и по какому поводу он нам ее насвистывал, а тут и сейф принесли – вот в голове и сложилось все вместе. Я, видимо, крепко задумалась над этим и выдала себя.
– Да, мадемуазель, вы весьма пристально смотрели на сейф, и на лице вашем отразились вначале глубокие раздумья, а затем радость понимания.
– Вы очень наблюдательны, месье Людовик!
– Куда там. Ладно, не будем ворошить прошлое. А вот про сейчас скажу, что не знаю, по какой причине, но еще когда шел сюда, решил вас спросить, а не узнали ли вы каким-либо способом тайну сейфа.
– Это называется интуиция! И она порой не менее важна для сыщика, чем дедукция и индукция, вместе взятые, – очень серьезно произнес старший инспектор.
55
Через два дня мы выехали из Парижа, а еще через сутки, проехав большую часть Франции и всю Германию, прогуливались по перрону в Варшаве.
– Эк как у них там в Европах тесно! – сказал дедушка, махнув рукой в сторону запада. – За день половину проскочили и даже выспаться не успели толком!
– Да уж, как представишь, что отсюда, считай от западной нашей границы до восточной, ехать потребуется… не одну неделю! Так дух от восторга захватывает.
– А что, Александр Сергеевич, на территории Томской губернии Франция [61] уместится?
– Да у нас пол-Европы уместится и еще местечко останется. Я вот все мечтаю всех вас снова в нашем городе увидеть.
– Все может быть, все может быть! – улыбнулся в ответ дедушка.
– Я об этом после всех ваших рассказов просто мечтаю! – сказала маменька.
– А вы, Даша, как полагаете? – спросил меня Петя.
– Точно так же и полагаю, что все может быть. Мне вас тоже очень хочется увидеть пораньше, чем через год.
– Хватит хандрить. Вы обещали нам рассказать, что вы там, в этих Европах, натворили, – потребовал дедушка. – А то все недосуг да недосуг. То просто скрытничали…
– То в полицию бегали, то по магазинам, – подхватил Александр Сергеевич.
– То вы все спали! – не осталась в долгу я.
– Да, в поездах, если они не английские, спится комфортно и сладко. Но мы уже все выспались, а путь еще неблизкий.
56
Только в сентябре пришло письмо из Лондона от мистера Фрейзера, где он сообщал, что наш отчет получил и что прочли они его на пару с мистером Дойлем с огромным интересом. Похвалил меня за хороший стиль, советовал попробовать писать, для начала хотя бы криминальные истории в духе сэра Артура. А на следующий день пришло второе его письмо, хоть отправлено оно было целой неделей позже. В нем он рассказывал, что состоялся суд над Огюстом Лемье и приговор тому вынесен самый суровый. А еще о том, что, как ему удалось узнать случайно, – полиция сей факт хранила в строжайшей тайне – наш Умник вполне мог не дожить не только до исполнения приговора, но и до суда – на него дважды совершались покушения! Мистер Фрейзер спрашивал, нет ли у меня мыслей о том, кто и зачем это делал. Мысли у меня были, я, пожалуй, в личной приватной беседе даже доверилась бы журналисту, казавшемуся мне очень приличным и достойным человеком, но доверить их бумаге я не рискнула.
Из Сибири письма приходили много чаще, чем из Туманного Альбиона. Петя писал часто и о многом. Обо всем, что мне могло показаться интересным, о всех новостях не чужого и мне города. Почти в каждом письме передавал приветы от многочисленных томских знакомых. Говорил, что ему никак не удается побывать хотя бы на репетициях новой труппы господина Корсакова, но его папенька после посещения спектаклей лишь вздыхает и вспоминает ту, прошлогоднюю труппу, в которой мы с дедушкой по очереди служили суфлерами.
Я сама, поскольку снова училась в гимназии, тоже не имела права посещать театры, но однажды тайком сходила в Театр Корша, посмотрела на Дашу Штольц и Леночку Никольскую. С ними-то я и помимо театра встречалась, но вот на сцене увидеть довелось лишь раз. Ну да я что-нибудь придумаю.
Дедушка погрузился с головой в заботы о своем деле, больше времени проводил в Петербурге, чем дома в Москве. Маменька пока отказывалась от всех приглашений участвовать в любительских спектаклях. Зато со всем энтузиазмом принялась помогать Антону Петровичу, наконец-то вырвавшемуся на родину, организовывать детский приют. Антон Петрович при встречах через раз говорил совершенно противоположные вещи, что английские события совершенно отбили у него охоту к путешествиям по заграницам или что всенепременно, едва завершит дела, изыщет способ побывать в Австралии и других не менее примечательных местах.
Не скажу, что жизнь наша была спокойной и безмятежной, но она была радостной. И уж о всяких расследованиях мы вспоминали, разве что прочитав новые рассказы мистера Дойля, в которых он вернул к жизни нашего любимого сыщика[62].
Но мне о печальных событиях в Лондоне напомнили.
Нежданно возле гимназии меня встретил Андрей Сергеевич Самохвалов. Встретил не случайно, было видно, что он меня дожидался после окончания уроков.
– Позволите вас проводить, Дарья Владимировна?
– Позволю, мистер Самохвалов, – ответила я на английском.
– Вижу, коли вы на аглицкий язык перешли, – шутливо заговорил он, – вы догадались, что я к вам неспроста, а в некоторой степени в связи с лондонскими событиями этого лета. Не стану скрывать, что как
