— О, сэр, я польщен. Я читал о ваших подвигах.
— Ваша светлость, вы слишком любезны, — ответил Холмс.
У Деборы заблестели глаза. Она сделала книксен и сказала:
— Для меня честь познакомиться с вами, сэр.
Она говорила с трогательной искренностью. У лорда Кэрфакса была гордая осанка, но, тем не менее, я чувствовал в его поведении какую-то печаль.
— Дебора, — сказал он, — ты должна запомнить это событие в твоей жизни — день, когда ты встретила таких знаменитых людей.
— Конечно, запомню, папа, — с торжественной серьезностью ответила девчушка. Хотя я был совершенно уверен, что она не слышала ни о ком из нас.
Завершив обмен любезностями, Холмс сказал:
— Мы явились, ваша светлость, чтобы вернуть этот футляр герцогу Ширскому, поскольку считали, что это его собственность.
— И выяснили, что ошиблись.
— Совершенно верно. Его светлость решил, что набор, скорее всего, принадлежал вашему покойному брату Майклу Осборну.
— Покойному? — удивленно переспросил он.
— Во всяком случае, нам ясно дали понять.
На лице лорда Кэрфакса появилась неподдельная грусть.
— Может, это правда, а может, и нет. Мой отец, мистер Холмс, человек суровый и непреклонный, что вы, без сомнения, заметили. Для него выше всего — доброе имя Осборнов. Он одержим идеей чистоты фамильного герба. Примерно шесть месяцев назад он отрекся от моего младшего брата и объявил, что Майкл умер. — Молчание, вздох. — Боюсь, что Майкл в глазах отца действительно умер, даже если он жив.
— А вы в курсе, — спросил Холмс, — жив ваш брат или умер?
Лорд Кэрфакс нахмурился, разительно напомнив герцога. Когда он заговорил, мне показалось, что я уловил уклончивость в его голосе.
— Скажем так, сэр: у меня нет весомых доказательств его смерти.
— Понимаю, — ответил Холмс и, опустив глаза на Дебору Осборн, улыбнулся.
Девочка подошла и взяла Холмса за руку.
— Вы мне очень нравитесь, — серьезно сказала малышка.
Это был трогательный момент. По-видимому, Холмс был смущен таким признанием, сделанным от всего сердца. Ее маленькая ручка все еще лежала в его ладони, когда он сказал:
— Я согласен, лорд Кэрфакс, что ваш отец — очень жесткий человек. Надо же, отречься от сына! Такое решение нелегко принять. Должно быть, ваш брат в самом деле совершил серьезный проступок.
— Майкл женился против желания отца. — Лорд Кэрфакс пожал плечами. — Я не привык, мистер Холмс, обсуждать семейные дела с чужими людьми, но… — он коснулся белокурой головки дочери, — отношение Деборы к людям служит для меня барометром.
Я подумал, что лорд Кэрфакс сейчас спросит, чем объясняется интерес Холмса к Майклу Осборну, но вопроса не последовало. Холмс тоже явно ждал этого. Помолчав немного, он протянул лорду футляр с хирургическими инструментами:
— Может быть, вы возьмете их, ваша светлость.
Молча поклонившись, лорд Кэрфакс взял футляр.
— А теперь — едва ли поезд будет нас ждать — мы должны покинуть вас. — С высоты своего роста Холмс посмотрел на девочку: — До свидания, Дебора. Встреча с вами, юная леди, — самое приятное событие, что случилось со мной и доктором Ватсоном за очень долгое время.
— Надеюсь, что вы еще приедете, сэр, — ответила девочка. — Мне тут так одиноко, когда нет папы.
За всю дорогу к деревне Холмс оборонил лишь несколько слов и почти не отвечал на мои замечания. Только в поезде он пригласил меня к разговору. С невозмутимой миной, так хорошо мне знакомой, он сказал:
— Интересная личность, Ватсон.
— Возможно, — кисло ответил я. — Но в то же время мне не приходилось встречать более отвратительной. Именно такие типы — слава богу, их немного! — и пятнают репутацию британского дворянства.
Мое негодование развеселило Холмса.
— Я-то имел в виду скорее filius, чем pater.
— Сына? Согласен. Я был тронут откровенной любовью лорда Кэрфакса к своей дочери…
— А вы почувствовали, как много он нам сообщил?
— У меня именно такое впечатление, хотя не понимаю, что вас обеспокоило. Я же не вступал в разговор.
— Ваше лицо подобно зеркалу, мой дорогой Ватсон, — сказал он.
— Он даже признал, что слишком свободно говорит о личных семейных делах, — напомнил я.
— Первым делом следует допустить, что человек он не очень умный. Да, он любящий отец, но не умеет держать язык за зубами.
— А если приложить усилие и допустить, что он вовсе не так глуп?
— Значит, он создал именно тот образ, какой и хотел. Вот этому я склонен поверить. Он знал мое имя и мою репутацию. Как и вас, Ватсон. Я крепко сомневаюсь, что он воспринял нас всего лишь как простых добрых самаритян, которые проделали такой путь только для того, чтобы вручить старый хирургический набор его законному владельцу.
— Обязательно ли было ему откровенничать?
— Мой дорогой друг, он не сообщил нам ничего такого, чего я не знал или не мог бы легко выяснить, просмотрев архив любой лондонской газеты.
— И чего он нам не сказал?
— Жив или умер его брат Майкл, и если жив, то поддерживают ли они контакты.
— Исходя из его слов, я предполагаю, что он ничего о нем не знает.
— Вполне возможно, Ватсон, что он хотел, чтобы вы сделали именно такой вывод. — Холмс продолжал, не дав мне ответить: — Прежде чем отправиться в дорогу, я собрал информацию о герцогах Ширских. У Кеннета Осборна, нынешнего обладателя фамильного титула, два сына. Майкл, младший, конечно, не может унаследовать титул. Я не знаю, по какой причине, — возможно, из ревности, из чувства протеста против такого порядка вещей, но он лез из кожи вон, чтобы заработать в среде лондонских журналистов кличку Дикарь. Вы обратили внимание на непреклонную строгость его отца, Ватсон. А вот все данные, наоборот, говорят, что герцог проявлял удивительную снисходительность к младшему сыну. Но мальчишка слишком далеко зашел, испытывая терпение отца, — женился на женщине древнейшей профессии. Грубо говоря, на проститутке.
— Начинаю понимать, — пробормотал я. — То ли назло, то ли из ревности, но он опорочил титул, который не мог унаследовать.
— Не исключено, — сказал Холмс. — Во всяком случае, едва ли герцог мог прийти к иному выводу.
— Я ничего не знал, — смиренно согласился я.
— Это так по-человечески, мой дорогой Ватсон, — принять сторону униженных и оскорбленных. Но куда умнее предварительно выяснить, кто же они такие. В случае с нашим герцогом я признаю, что он тяжелый человек, но он несет свой крест.
Я впал в уныние:
— Значит, моя оценка лорда Кэрфакса тоже ошибочна.
— Не знаю, Ватсон. У нас слишком мало данных. Тем не менее он ошибся дважды.
— Я не заметил.
— Он тоже.
Но в голове у меня рисовалась более широкая картина.
