Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)

— Очень странно, — сказала вдова, возвращая обе брови назад туда, где, Грейс надеялась, она и будет держать их в дальнейшем. — Мой Джон не умел этого делать.

— Наследственность непостижима, — согласилась Грейс. — Мой отец не мог сделать вот так, — она взяла свой большой палец и согнула его назад, пока он не коснулся ее предплечья, — но он говорил, что его отец мог.

— Ах! — Вдова отшатнулась в отвращении. — Прекратите! Прекратите!

Грейс улыбнулась и сказала с подкупающей мягкостью:

— Тогда Вы не захотите увидеть, что я могу делать со своим локтем.

— О господи, нет. — Фыркнула вдова и махнула в сторону двери. — Я отпускаю Вас. Идите позавтракайте.

— Позвать Нэнси помочь Вам одеться?

Вдова так многострадально вздохнула, словно аристократические привилегии в жизни были непосильной ношей.

— Да, — согласилась она неприятным голосом, — и только потому, что я не могу смотреть на Ваш большой палец.

Грейс хихикнула. И почувствовала себя ужасно смелой, так как даже не пыталась задушить свой смех.

— Вы смеетесь надо мной, мисс Эверсли?

— Конечно, нет!

— Нет, — сказала вдова резко, — даже не думайте говорить, что Вы смеетесь со мной.

— Я всего лишь смеюсь, мэм, — сказала Грейс, ее лицо подергивалось от улыбки, которую она не могла удержать. — Я иногда так делаю.

— Я никогда этого не видела. — Сказала она так, словно это означало, что этого не может быть вообще.

Грейс не могла произнести ни одного из трех возражений, которые немедленно пришли ей на ум…

Это потому, что Вы не слушаете, Ваша милость.

Это потому, что у меня редко появляется причина смеяться в Вашем присутствии.

или

Что из того?

Поэтому вместо этого она улыбнулась — даже тепло. Это тоже было странно. Она провела большую часть своего времени, глотая ее резкие замечания, и это всегда оставляло горький вкус во рту.

Но не в этот раз. На сей раз она чувствовала себя легкой. Свободной. Если она не могла высказать свои мысли вдове, ее это не очень заботило. Было слишком много такого, чего она с нетерпением ждала этим утром.

Завтрак. Яичница с беконом. Лосось. Тост с маслом и мармеладом, заодно и…

И он.

Мистер Одли.

Джек.

Глава девятая

Джек выполз из кровати точно без четырнадцати минут семь. Пробуждение было детально продуманным делом. После того, как мисс Эверсли удалилась прошлой ночью, он вызвал горничную и дал ей строгое поручение постучать в его дверь в пятнадцать минут седьмого. Затем, как только она ушла, он подумал, что нашел лучшее решение и дополнил свой приказ шестью громкими ударами в назначенное время, за ними должны были последовать еще двенадцать ударов через пятнадцать минут после первых.

Так или иначе, было понятно, что он не собирался вылезать из кровати при первой же попытке.

Горничной также сообщили, что, если она не увидит его у двери в течение десяти секунд после второго ряда ударов, она должна войти в комнату и не уходить до тех пор, пока не будет уверена, что он проснулся.

И, наконец, ей был обещан шиллинг, если она ни слова никому об этом не скажет.

— А я узнаю, рассказали Вы или нет, — предупредил он ее со своей самой обезоруживающей улыбкой. — Сплетни всегда возвращаются назад ко мне.

Это было верно. Независимо от того был ли это жилой дом или учреждение, служанки всегда рассказывали ему обо всем. Было удивительно, сколь многого можно достичь, используя только улыбку и милое щенячье выражение.

Однако, к сожалению для Джека, того, чем хорош был его план с точки зрения стратегии, оказалось недостаточно в конечной реализации.

Нет, горничную винить было не за что. Она выполнила свою часть точно. Шесть резких ударов в пятнадцать минут седьмого. Точно в срок. Джек с трудом ухитрился приоткрыть один глаз почти на две трети, чего хватило только на то, чтобы сосредоточиться на часах на его ночном столике.

В половине седьмого он снова захрапел и если насчитал только семь ударов из положенных двенадцати, то был практически уверен, что это была его ошибка, не ее. И действительно, можно только восхититься смелостью бедной девочки следовать данным указаниям, когда сталкиваешься с его несколько неприветливым 'Нет', сопровождаемым:

Уйдите;

Еще десять минут;

Я сказал, еще десять минут;

и

Отправляйтесь к черту!

Без пятнадцати семь он лежал на животе на краю своей кровати, одна рука мягко свисала вниз, ему, наконец, удалось открыть оба глаза, и он увидел ее, напряженно сидящую в кресле в другом конце спальни.

— Э–э, мисс Эверсли встала? — пробормотал он, прогоняя сон со своего левого глаза. Правый глаз, казалось, закрылся снова, пытаясь утянуть за собой оставшуюся часть его тела назад в сон.

— Еще без двадцати шесть, сэр.

— Я уверен, такая же бодрая, как чертов пересмешник.

Горничная держала свое мнение при себе.

Он приподнял голову, неожиданно чуть более активную.

— Не так уж и бодра, а? – Итак, мисс Эверсли не была ранней пташкой. Второй день начинал подавать надежды.

— Она не столь плоха, как Вы, — наконец признала девица.

Джек перекинул свои ноги через край кровати и зевнул.

— Она должна быть мертвой, чтобы достичь такого же состояния.

Девица захихикала. Это хорошо, прекрасный звук. Пока у него были хихикающие горничные, дом был его. Тот, у кого были слуги, был мир. Он изучил это в возрасте шести лет. Практически, сводил свою семью с ума, что только делало все это еще слаще.

— Как Вы полагаете, сколько бы она еще спала, если бы Вы ее не разбудили? — спросил он.

— О, я не могу Вам этого сказать, — ответила горничная, безумно краснея.

Джек не видел, что могло быть секретного в информации о том, любит ли поспать мисс Эверсли, но, тем не менее, он должен был приветствовать лояльности горничной. Это, однако, не означало, что не стоит делать новой попытки обыграть ее.

— Как насчет того, когда вдова дает ей свободный день? — спросил он почти небрежно.

Горничная печально покачала головой.

— Вдова никогда не дает ей свободных дней.