— Я должна пойти к ней, — сказала Грейс.
— Нет, не должны, — решительно ответил Джек.
Грейс вздохнула. Она не хотела испытывать жалость по отношению к вдовствующей герцогине, только не после тех слов, что вдова сказала ей накануне вечером. Но ее беседа с Джеком вернула воспоминания… и напомнила Грейс, сколь многим она обязана вдовствующей герцогине.
Девушка вновь повернулась к Джеку.
— Она совсем одна.
— Она заслуживает одиночества, — сказал он, совершенно убежденный и очень удивленный, словно не мог поверить, что тут есть что обсуждать.
— Никто не заслуживает одиночества.
— Вы действительно в это верите?
Она не верила, но…
— Я хочу в это верить.
Джек с сомнением посмотрел на нее.
Грейс начала подниматься. Она огляделась, и, удостоверившись, что их никто не может услышать, произнесла:
— В любом случае, вы не должны были целовать мою руку там, где люди могут это увидеть.
Потом она встала и быстро отошла от него, прежде чем у Джека появился шанс ответить ей.
— Вы уже закончили свой ланч? — спросила Амелия у Грейс, когда девушка проходила мимо нее.
Грейс кивнула.
— Да. Я иду к карете, чтобы посмотреть не нуждается ли в чем–нибудь вдовствующая герцогиня.
При этих словах Амелия взглянула на Грейс так, словно та потеряла рассудок.
Грейс слегка пожала плечами.
— Любой человек заслуживает второго шанса. — Она подумала над этим, а затем, больше для себя, добавила:
— Я действительно верю в
И Грейс прошествовала к карете. Та была слишком высока, чтобы забраться в нее самостоятельно, а грумов нигде не было видно, поэтому Грейс просто позвала:
— Ваша светлость! Ваша светлость!
Никакого ответа не последовало, и потому она позвала немного громче:
— Мадам!
В открытом дверном проеме показалось гневное лицо вдовы:
— Что
Грейс напомнила себе о смирении. Ведь не напрасно же каждое воскресенье она посещала церковь.
— Я хотела спросить, не нужно ли вам чего–нибудь, ваша светлость?
— Почему?
О боже, вдова была так подозрительна!
— Потому что я — воспитанный человек, — сказала Грейс несколько нетерпеливо. И затем она скрестила руки, в ожидании того, что на это ответит вдовствующая герцогиня.
Вдова пристально разглядывала Грейс в течение нескольких мгновений, а затем произнесла:
— Мой опыт говорит, что воспитанные люди не нуждаются в том, чтобы рекламировать себя в качестве таковых.
Грейс хотелось спросить какого рода опыт общения с воспитанными людьми
Но такое замечание показалось Грейс слишком язвительным.
Она вздохнула. Ей не следовало этого делать. В любом случае, ей не следовало предлагать свою помощь вдовствующей герцогине. Теперь она была независимой женщиной, и у нее не было необходимости волноваться о своей защищённости.
Но она была, по ее собственному утверждению, воспитанным человеком. И Грейс была настроена оставаться воспитанным человеком, не обращая внимания на свои улучшившиеся обстоятельства. Она прислуживала вдовствующей герцогине в течение пяти последних лет, потому что к этому ее вынудили обстоятельства, а вовсе не потому, что ей хотелось этого. И теперь…
Что ж, ей по–прежнему не хотелось этого делать. Но она сделает это. Какими бы мотивами не руководствовалась вдова пять лет назад, тем не менее, она спасла Грейс от несчастного замужества. И в благодарность за это, Грейс могла потратить час своего времени, проявляя к вдове внимание. Но самым важным было то, что у нее была возможность выбора: уделять вдове внимание или нет.
Было поразительно, насколько велика была разница.
— Мадам? — произнесла Грейс. И больше ничего. Просто
— О, очень хорошо, — раздраженно сказала та. — Если вы чувствуете, что вы обязаны.
Грейс продолжала сохранять невозмутимое выражение лица в то время, как она позволила лорду Кроуленду (который услышал последнюю половину их разговора и сказал Грейс, что она сошла с ума) помочь ей забраться в карету. Она заняла отведенное ей место спиной к направлению движения, устроившись как можно дальше (насколько это было возможно) от вдовствующей герцогини, и аккуратно сложила руки на коленях. Она не знала, как долго им придется здесь просидеть, так как остальные совершенно не казались готовыми закончить свой ланч.
Вдовствующая герцогиня уставилась в окно. Грейс рассматривала свои руки. Время от времени она украдкой поглядывала в сторону вдовы, и каждый раз видела одну и ту же картину: вдовствующая герцогиня все также продолжала смотреть в окно, ее осанка была жесткой и непреклонной, губы твердо сжаты.
А потом, к тому времени Грейс взглянула в сторону вдовы раз пять, она обнаружила, что та смотрит прямо на нее.
— Вы разочаровываете меня, — сказала вдовствующая герцогиня низким голосом, не то, чтобы прошипела, но близко к этому.
Грейс продолжала хранить молчание. Казалось, что ни ее поза, ни дыхание, ничего не изменилось. Она не знала, что сказать, за исключением того, что она не собирается извиняться за то, что имела мужество добиваться счастья.
— Вам не полагается уезжать.
— Но я же не служанка, мадам.
— Вам не полагается уезжать, — вновь повторила вдовствующая герцогиня, но на сей раз, казалось, что внутри нее что–то дрожит. Не ее тело, и не ее голос.
— Он не оправдал моих ожиданий, — сказала вдова.
Грейс моргнула, пытаясь понять, кого именно имела ввиду вдова.
— Мистер Одли?
— Кэвендиш, — ожесточенно ответила вдовствующая герцогиня.
— Вы понятия не имели, имели чем он живет, — сказала Грейс настолько мягко, насколько это было возможно. — Как вы могли что–либо ожидать?
Вдова ничего не ответила. Во всяком случае, на этот вопрос.
— Вы знаете, почему я взяла вас в свой дом? — вместо этого спросила она.
— Нет, — тихо ответила Грейс.
На мгновение губы вдовствующей герцогини сжались еще сильнее, прежде чем она ответила:
— Это было неправильно. Человек не должен оставаться одиноким в этом мире.
— Нет, — вновь сказала Грейс. И она верила в это всем сердцем.
— Я сделала это ради нас обеих. Я превратила ужасные обстоятельства в нечто хорошее. Для нас обеих. — Ее глаза прищурились, пристально разглядывая Грейс: —