знаю! Без любви все было бы по-другому!
Куст не шелохнулся. Покровский посмотрел на него задумчиво и спросил:
– А как вы познакомились?
– Через Интернет, – охотно объяснил тот. – Вернее, познакомился я не с ней, а с другой девушкой, Ксенией. Но на свидание она не пришла, а прислала вместо себя Наталью. Я не сразу об этом узнал и осаждал Ксюшу письмами...
– Она что, сбежала от вас наутро? Наталья?
– Да, – грустно признался Ерискин. – Когда я проснулся, ее уже не было. Я перевернул всю гостиницу вверх тормашками! Я сразу понял, что это – женщина всей моей жизни. Она совершенно неподражаема!
– Воображаю, – пробормотал Покровский, наблюдая за тем, как от куста, пригнувшись и опираясь руками о землю, словно орангутан, убегает женщина всей жизни Романа Ерискина.
– Я так страдал, что Ксения сжалилась надо мной. И рассказала правду: что очаровавшую меня незнакомку зовут Натальей Смирновой и что она устроилась на временную работу к вам, Андрей Алексеевич. Я запомнил вас как интеллигентного и чуткого человека и надеюсь, что не ошибся в своих ожиданиях.
Закончив речь, Ерискин встал, облегченно сказал «Фу!», расправил плечи, повертел головой и тут увидел Наташу. Она стояла возле входа в дом и строила Покровскому рожи.
Очень эмоциональная особа. Увидела вас и вот – вне себя от счастья, – сказал тот и патетически добавил: – Что ж – идите к ней. Надеюсь, у вас честные намерения.
Ерискин ненадолго задумался. Вероятно, сам для себя он четко не сформулировал своих намерений. Или же они были у него не совсем честными. А может быть даже – совсем нечестными.
Ну что вы встали? У нее всего лишь изменилась прическа. Но это точно она, головой ручаюсь.
Наташенька! – неуверенно воскликнул Ерискин, подбегая к ней. – Это я!
Покровский подтянулся за ним, и Наташа поглядела на него с ненавистью.
Подождите, Роман, пока мы останемся одни, – потребовала она, и Покровский, высокомерно хмыкнув, скрылся в доме. – Черт бы вас подрал, вы зачем явились?!
Вы убежали, ничего не сказав! Не оставив адреса, не назначив новую встречу... А я страдал. Все это время я тешил себя надеждами, что вы появитесь... – Ерискин поискал ответа в Наташиных глазах.
– Хочу вас успокоить, – ответила она. – Женщина, по которой вы сходите с ума, любит вас.
– О-о! – воскликнул Роман и широко распахнул объятия.
– Ее зовут Тося, – продолжала Наташа, не обращая внимания на его раскинутые руки. – Это она провела с вами ночь.
– Но Тося только приготовила для нас номер! – отступил Ерискин, уронив руки.
– И осталась в нем до утра. Неужели вы такое бесчувственное бревно? Она ведь на голову ниже меня и наверняка приятнее на ощупь.
Ерискин некоторое время молчал, разглядывая носки своих башмаков, потом поднял голову:
– На этот раз вы меня не обманываете?
– Да нет же, глупая вы голова. Уверена, что сейчас Тося страдает не меньше вашего.
В этот момент Покровский снова появился на улице. На носу у него сидели солнечные очки, а в руках была книга «Женщина как вид» с довольно рискованной картинкой на обложке. Он остановился на ступеньках и задумчиво уставился в небо.
– Благодарю вас, – прошептал сентиментальный Ерискин. – Прощайте! – и почти бегом бросился к своему автомобилю.
Покровский повернул к Наташе лицо и, когда она отразилась в стеклах его солнечных очков, сказал:
– Ну вы и штучка!
– Я штучка?! Это вы – штучка! Зачем вы выведывали у Романа все интимные подробности? Это просто неслыханно!
– Мне интересна ваша личная жизнь.
– Моя личная жизнь не имеет к вам никакого отношения.
– Ничего себе! Вы находитесь под моей крышей, я хочу знать, с кем имею дело. Не вздумайте визжать, как кошка на колокольне. Вы жили в гостинице под тремя разными фамилиями! – Наташа повернулась и пошла. – Куда это вы собрались?
– Я собралась идти и работать на вас.
– Неужели вы вспомнили о работе? – преувеличенно любезным тоном поинтересовался Покровский и помахал книжкой у нее перед носом.
– Я не забывала о ней ни на секунду.
– Да что вы! Когда усядетесь, не забудьте поглядеть на часы.
Наташа сочла, что оправдываться – ниже ее достоинства, и действительно отправилась в кабинет. Никто ей больше не мешал, и она просидела за компьютером до самого обеда. Обедать ее не позвали. Она долго маялась, надеясь, что сейчас все-таки кто-то придет – Генрих, или Марина, или Лина, или сам Покровский, в конце концов. Но никто не пришел, и она вконец разобиделась.
Гости разъезжались – она слышала, как заводили машины, как прощались на крыльце. О ней никто не вспомнил. Она вышла в холл только в седьмом часу и сразу же увидела Бубрика. Развалившись на диване, он о чем-то с умным видом разглагольствовал, глядя на собеседника. А на ногах у него были те самые светлые ботинки, которые Наташа недавно видела висящими на суку. Она узнала их, что называется, с первого взгляда. Покровский сидел напротив Бубрика в кресле и вполуха слушал его, время от времени кивая и приговаривая:
– Ты совершенно прав, Аркадий. Совершенно прав.
На самом деле все его внимание было приковано к Марине и Валере Козлову, которые стояли возле магнитолы и «заводили музыку». Марина совершенно по-девчоночьи хихикала, толкала Валеру в бок, распушала ему волосы, клала ручку на плечо, а тот краснел, и все валилось у него из рук от смущения. Исподтишка он постоянно следил за Покровским, словно за злой собакой, которая лежит на подстилке и косит на него глазом.
– Здрасте! – сказал Бубрик, узрев Наташу, и в порыве галантности на пять сантиметров оторвал зад от дивана. А потом приподнял воображаемую шляпу.
– Хорошая у вас обувь, – вместо приветствия заметила она. – Где брали?
Покровский невольно опустил глаза и, узнав свои ботинки, потрясенно моргнул несколько раз подряд.
– Вы мне не поверите! – радостно засмеялся Бубрик. – На дубу взял. Висели себе как ни в чем не бывало.
– На каком дубу? – странным голосом переспросила Марина, бросив Валеру возле магнитолы и придвинувшись поближе. – Эти вот ботинки?
– Нравятся? – Бубрик выставил вперед одну ногу и повертел так и сяк, чтобы всем хорошо было видно. – Правда, они мне на пару размеров велики, но я это переживу. По всему видно, ботинки дорогие...
– Сто пятьдесят баксов, – подтвердил Покровский.
– О, надо же! А что это вы все так насторожились?
– Видите ли, Аркадий, – сказала Наташа, пытаясь подавить в себе отвращение к Бубрику, – эти самые ботинки проходят по делу об убийстве бывшей жены Андрея Алексеевича. Вероятно, в них был преступник, когда отправил ее на тот свет. Их вся милиция ищет.
Не успела она договорить, а Бубрик уже разулся – с такой скоростью, словно ему сказали, что под стельками башмаков прячутся скорпионы.
– Я ничего не знал, – трусливо заявил он и отодвинул ногой в зеленом носке злосчастную пару обуви.
– Так где ты их нашел? – уточнил Покровский, наморщив лоб.
– Они, Андрей, на дереве висели! – с жаром принялся объяснять Бубрик. – Вон, видишь, дуб?
Он вскочил, подбежал к окну, отпихнув по дороге Валеру Козлова, и дрожащим пальцем показал в нужном направлении.
– Вот на этом дубе и висели, друг с другом шнурками связанные. Я подумал – какая находка! Мне даже в
