плечо.
— Вот сын достойной дочери церкви Полани Цапко, а мой добросовестный батрак, — представил он его гостям.
Дмитрику от такой похвалы стало тесно в груди. Смущенная улыбка растянула рот до самых ушей. Пан превелебный сам отрезал кусок торта с розовым цветком, положил на тарелку и радушно протянул угощение мальчику.
— Бери, ешь, — подбодрил он Дмитрика, — такому легиню ничего не жалко. А панам офицерам скажи, о чем болтал сегодня с мужиками тот безбожник Антал.
Дмитрик взял тарелку да так и застыл с протянутой рукой. Для чего жандармам надо знать, что говорил сегодня Антал? Перед глазами вдруг всплыло лицо отца, радостное, счастливое. Почему нянько так радовался? — опять мелькнула мысль. Что-то удерживало Дмитрика, и он не решался говорить.
— Ну, что замер? — подошел к нему жандармский офицер с тонкими усиками, обдал его жестким взглядом. — На тебе и это. — Он протянул ему несколько хрустящих бумажек.
Дмитрик лихорадочно думал: а что, если сказать? Пан превелебный такой обходительный с ним. Да и спрашивают не зря. Видно, непременно им нужно знать про Антала. А что, если сказать? Ничего же с Анталом из-за этого не случится. И деньги маме ой как нужны! А почему он должен молчать? Мама говорит, что не надо жалеть красных, безбожников.
— Что говорил Антал? — мягко повторил свой вопрос пан превелебный. — Я понимаю, сын мой: тебе нелегко решиться… Там и твой нянько был. Но Антал красный, антихрист! Надо же помочь твоему няньке — оградить его от таких!
«И сам пан превелебный говорит об Антале то же, что и мама», — подумал Дмитрик и произнес вдруг почему-то одеревеневшими губами:
— Он говорил… что русские уже дальше Киева пошли… Что весной, может, и здесь будут…
В комнате стало тихо. Пан, превелебный согнул голову, словно хотел скрыть от Дмитрика перемену в глазах, которые опять стали холодные, мстительные.
«Откуда Антал знает, что красные дальше Киева пошли?» — думал он. Самому пану превелебному только сегодня стало известно, что войска фюрера отошли уже далеко от этого города. Откуда же такие достоверные новости у мужика? Кажется, пану превелебному удалось наконец ухватиться за ниточку, которая приведет к разоблачению партизан. Ведь они действуют поблизости. Выходит, и в селе прорастает это красное семя. И Антал туда же… — с ненавистью подумал он. — Пусть же теперь бережется!»
Антал венгр. Он живет в Дубчанах уже больше двадцати лет. После подавления революции в Венгрии бежал из тюрьмы в Карпаты, женился на гуцулке да так и остался жить в горах.
Не знал пан превелебный, что? именно привело Антала в Дубчаны. Сначала ему казалось, что Антал рад приходу хортистов. Он не раз видел, с какой радостью тот беседует с гонведами-земляками на родном венгерском языке. И жандармов табаком угощает.
Однажды пан превелебный ненадолго задержал Антала после службы: вот от кого он узнает, как крестьяне относятся к новой власти. Может, удастся и о партизанах что-нибудь выведать?
— Надеюсь, сын мой, что говорю я с настоящим венгром… Ведь и вы, Антал, добре знаете, сколько беспокойства причиняют партизаны нашим заступникам, войскам Хорти, которым назначено навсегда покончить с угрозой Советов. Но находятся такие, что подсобляют красным! Уже немало гонведов они на тот свет отправили… Не дай бог, и в нашем селе есть такие, чью душу уже точит красный червь… Может быть, вы знаете кого-нибудь из этих грешников? Может, услышите о ком… Вам, Антал, выпадает честь помочь нашему Хорти, если вы истинный сын Венгрии…
— Я честный сын не только Венгрии, но и зеленых Карпат, которые, пан превелебный, и поили, и кормили меня долгие годы!
Пану превелебному понравился его ответ.
Но почему Антал после такого откровенного разговора стал избегать встречи, будто у него не хватало времени? Он всегда куда-то спешил. Это настораживало. Верные люди следили за Анталом, но ничего подозрительного не заметили. Разве придерешься к тому, что венгр стал часто отлучаться в Мукачево, чтоб помолиться в монастыре, послушать на родном языке проповедь. Неужели он каким-то образом все же держал связь с партизанами? «Кажись, и этот знается с красными, — строил догадки пан превелебный. — А я-то надеялся на него!»
Он не спешил доносить на Антала. Что-то выжидал, выведывал, тщательно скрывая свои намерения.
И вот наконец-то его предположения сбылись. Антал бесспорно связан с партизанами!
— Слыхали, какой! Он, грязный мужик, считает, что красные весной уже здесь будут!
— Взять его надо сейчас же! — стукнул кулаком по столу капитан Фекете. — А вы, пан превелебный, давно должны были знать о нем! Какой же вы духовный отец, если до сих пор не сумели найти дорогу к этим проклятым партизанам!
— Я, кажется, нашел к ним путь! — с уверенностью и с достоинством ответил поп.
— Что-то долго вы его искали, — с иронией заметил офицер.
Они говорили по-мадьярски, и Дмитрик ничего не понимал. Он только смотрел в их встревоженные, сверкавшие злобой глаза и где-то в глубине души чувствовал, что напрасно рассказал им про Антала. Вот если бы можно было взять свои слова обратно! Нет, не вернуть их уже, как вчерашний день не возвратить! И опять почему-то вспомнилось лицо нянька, на этот раз бледное, с голубой жилкой на виске, бьющейся, как птица в клетке.
— Иди на кухню, там ешь, — нетерпеливо сказал ему пан превелебный.
Несмотря на то что Дмитрик никогда не пробовал даже чего-нибудь подобного, торт показался ему приторным, невкусным. Шел домой медленно, задумавшись. Что-то непонятное угнетало его. И чувствовал он себя как-то неловко. «Может, все оттого, что с непривычки съел много сладкого?»
Дома он отдал маме деньги тайком: не хотелось, чтоб нянько видел такой щедрый подарок. Потом взял санки и пошел кататься. Катался неохотно. Больше стоял задумавшись. На реку не решался идти. Вдруг встретятся Мишка и Юрко, опять еще драку затеют…
Вечерело.
Неожиданно Дмитрик увидел: во двор Антала зашли три жандарма, а с ними и тот офицер, что дал ему деньги. Мальчик насторожился, застыл. Для чего они туда зашли? Что им там нужно? Не связано ли это с тем, что Дмитрик рассказал им сегодня?
Время тянулось мучительно долго. Наконец дверь с грохотом открылась, и жандармы вытолкнули Антала из хаты, избитого, раздетого, с заломленными назад руками. Морозный ветер вцепился в его седые волосы.
— Иди, свинья! Советов ждал? Так не дождешься ты их никогда! — Жандарм опять ударил Антала кулаком по лицу.
Дмитрик вздрогнул, съежился, точно не Антала, а его ударили.
Следом за Анталом выскочила его жена Марья:
— Антал! Голубе, да куда же ты?! Вот шапка! Возьмите! Холодно ему!
Антал оглянулся:
— Прощай, Марья, счастливо тебе! А счастье придет, обязательно придет! Ты только не…
Тяжелый кулак жандарма оборвал его на полуслове.
Они ушли. А на снегу остались мелкие пятна крови, будто рассыпанные бусы.
Дмитрик не в силах был шевельнуться. Колени его дрожали, во рту пересохло. В ушах звучали слова жандармов: «Советов ждал? Так не дождешься ты их никогда!»
— Так это же я им рассказал! — прошептал Дмитрик побелевшими губами. — А нянько ж тоже ждут красных…
Он вскрикнул будто от боли и бросился бежать.
— Это ж я виноват. Я, я… — повторял он с отчаянием.
И вдруг его охватило непреодолимое желание поделиться с отцом, сказать ему правду. Тяжелым камнем давила на сердце вина. Он понял, что не только выдал Антала, но и лишил отца радости, которую тот испытывал сегодня.
Мальчик рывком открыл дверь и, тяжело дыша, остановился у порога.
