– Думаешь, следователь немедленно сообразит послать его на экспертизу? Вероятнее всего, он сначала сам захватает его руками, пока решит, нужна эта экспертиза или нет.
– Ты же не знаешь, как они расследуют! – укорила его Полина.
– И знать не хочу, – высокомерно заявил Никифоров. – Я сам все распутаю, я же обещал.
Он действительно обещал отвести от нее угрозу, и Полина втайне надеялась на него больше, чем на всех следователей вместе взятых.
– Что такое ЧК? – пробормотала она. – У меня только политические ассоциации.
– По отношению к картинам это может означать частную коллекцию. В принципе реально выяснить, где находятся нижеперечисленные полотна – в музеях или у кого-то на руках. Я этим займусь. Возможно, речь идет действительно о частной коллекции, и мы выйдем на коллекционера.
– Ага! – насмешливо подхватила Полина. – И тогда уже за нами двумя будут гоняться люди со шприцами.
– Да-да, шприцы! – встрепенулся Никифоров. – Знаешь, на какую мысль ты меня натолкнула? Уколы умеют делать не только врачи, но и родственники больного человека. Они вынуждены этому научиться, если хотят помочь, допустим, своей бедной бабушке. И это письмо тоже от гипотетического пациента. Так что у нас прорисовывается связь врач – пациент.
– Ну и что? – осторожно поинтересовалась Полина.
– А то, что у меня появилась версия! – заявил Никифоров. – Пойдем отсюда. В моем коттедже гораздо спокойнее.
– Знаешь, я совсем не хочу ночевать на природе, – напряженным голосом сообщила та. – Давай вернемся в город.
– Ладно, – он не стал упираться. – Хотя я не люблю город летом – над ним висят килограммы вредных выхлопов, и они обожают задерживаться в легких.
– Ты ведь куришь!
– Смею заметить, что табак я курю по собственной инициативе, а выхлопные газы лезут в меня без разрешения.
В дороге Никифоров слушал громкое радио. Полина до отвала накушалась популярной музыки, перемежавшейся запредельными комментариями ди-джеев, и в тихую квартиру вошла оглохшая.
– Музыка помогает мне сосредоточиться! – заявил ее спутник, наклонившись и почесав кошку, которая царственной походкой вышла им навстречу.
Мирандолина села и принялась с независимым видом умываться. Будто она просто так вышла, а не их встречать.
– Ты сказал, что у тебя появилась версия, – напомнила Полина, когда они устроились на кухне и поставили на стол разворчавшийся чайник.
Никифоров не стал морочить ей голову долгим предисловием, а сразу же изложил самую соль:
– Я думаю, в отделении у Максима Анохина умер больной. Лечащим врачом была твоя сестра. И безутешные родственники обвинили их обоих, ну... скажем, в попустительстве. Или во врачебной ошибке. И приговорили к смерти.
Полина некоторое время смотрела в чашку, потом подняла глаза и возразила:
– Но, Андрей! В этом отделении только тяжелые больные. Наверное, там многие умирают.
– Безутешным родственникам все равно, смею тебя уверить.
– А при чем здесь я?
– Не знаю, не знаю, – пробормотал Никифоров. – Тут у меня какая-то неувязка.
– Я Машковой Екатерине Ивановне, которая конверт передавала, сказала, что вместе с Людой работаю! – воскликнула Полина. – Меня ведь вот-вот должны были устроить в регистратуру! Я и сказала... Что уже работаю.
– В мою версию погоня за тобой все равно не укладывается. Если умер больной, ты никак не можешь быть виновата, работаешь ты в этой клинике или нет. Но, все равно, я не хочу пока сбрасывать ее со счетов, потому что другой версии у меня нет.
– А как можно проверить твою версию? – призадумалась Полина.
– Мне нравится, что ты не причитаешь, а мыслишь конструктивно, – похвалил Никифоров. – Во-первых, нам нужна статистика. Список пациентов, которые умерли в больнице, скажем, за последние три месяца. И тех, которые выздоровели и выписались, – тоже. Если чьи-то родственники действительно подняли шум, больные могли что-то слышать.
– Может, стоит узнать об этом у подруги Люды, Наташи Скворцовой? Она показалась мне необыкновенно приятной женщиной...
– Если был скандал, Наташа вряд ли о нем расскажет. Корпоративная этика! А бывшие пациенты клиники запросто проговорятся. Допустим, кто-то из пациентов умер, а родственники умершего угрожали врачам. Что-нибудь в этом роде.
– Но если ты считаешь, что Скворцова ничего нам не расскажет, то как же добыть такой список? Кроме нее, в больнице у нас нет знакомых.
– Зато там наверняка проходят практику студентки. Лето же! – огорошил ее Никифоров.
– И что? – Что-что! Студентки покупаются. Если не деньгами, то комплиментами и конфетами.
– Планируешь отправиться в клинику и заигрывать с будущими медсестрами? – с деланным равнодушием спросила Полина. Она-то думала, что Никифоров намерен шевелить мозгами, и только!
– Я не гожусь для столь сложного дела, – вздохнул тот. – Не хватает обаяния. Думаю, мой друг Бунимович подойдет. Там и рост, и вес, и подобающая физиономия. Когда Костя видит женщин, у него внутри включается ядерный реактор, и они это чувствуют. Кроме того, он знает массу анекдотов, которые разят слабый пол наповал.
– Про прапорщиков, – подсказала Полина, и Никифоров пробормотал:
– Вон до чего дело дошло!
Явившийся Костя подлил масла в огонь. Он пришел с букетиком цветов для Полины, чем немедленно испортил Никифорову настроение.
– Что это ты... раздухарился? – ревниво спросил он, прижав Костю к стене в коридоре. – Цветочки таскаешь?
– Я уже понял твою тактику, – ехидно заметил тот. – Ни себе, ни людям. Такая девочка пропадает!
– Ей сейчас не до того, чтобы с тобой кадриться!
Бунимович ухмыльнулся:
– Математика отбила у тебя вкус к жизни. А твой словарный запас, я вижу, не пополнялся с шестого класса. Кадриться!
Насупленный Никифоров усадил приятеля строго напротив себя и принялся давать ему инструкции.
– Студенток в клинике необходимо «а» – обнаружить и «бэ» – любыми способами расположить к себе. Непредвиденные обстоятельства в расчет не принимаются, – заключил он.
– Понял, не дебил! – ответствовал Костя. – Отправляюсь завтра прямо с утра.
– Мне так неловко, – неожиданно пропищала Полина, сложив руки перед собой. – Из-за меня у вас столько хлопот...
– Рассчитаемся, – неопределенно буркнул Бунимович, чем привел Никифорова в ярость. Хмыкнув, вывалился за дверь и потопал по лестнице вниз.
Хозяин квартиры возвратился на кухню, некоторое время пристально смотрел на сжавшуюся Полину, после чего веско заявил:
– Учти, он бабник.
– А я что? – испугалась та. – Я ничего. Он мне просто цветы подарил.
– Он всегда с этого начинает, когда анекдоты не действуют.
Выражение лица Никифорова и его явное раздражение Полину весьма воодушевили. Прихватив кошку, она отправилась спать и, улегшись в постель, зарылась лицом в ее шерсть.
– Твой хозяин меня не бросил, – пробормотала она Мирандолине в темечко.
– Мр-р, – согласилась та и врастяжку зевнула.
Глава 6
Бунимович приехал к обеду, оживленный и раскрасневшийся.
