– «Для восстановления резко пошатнувшегося здоровья трудящихся компания была вынуждена потратить триста восемьдесят семь рублей пятьдесят шесть копеек». Это надо же такое! На опохмелку – почти четыре сотни выложить…
– И это как раз в тот момент, когда у нас каждая копеечка на счету, – сурово проговорила Маша, – А если Бог сподобит и нам с Антоном Францевичем и Родионом Ивановичем придется уехать на закупки в заморские края? Как же на вас дело-то оставлять, господа хорошие?!
– Бес попутал… – шмыгнул носом Тихон.
– Да чтоб еще когда-нибудь… – всхлипнул Федор. Фрося посмотрела на «трибунал» и тоже жалобно заблеяла…
В Петергофе, на балконе Английского коттеджа, Николай утверждал проекты воксалов, представляемые ему Бенкендорфом.
Через приоткрытые двери в холостяцкую спальню императора была видна полуодетая молоденькая фрейлина, лежащая на кровати.
– Это еще что за республиканец?! – возмутился Николай и ткнул пальцем в проект.
– Это, ваше величество, сравнительная фигурка для масштаба воксала…
– В жилете?! Панталонах?! Боливаре?.. Гадость! Впредь для масштабов изображать солдат с полной выкладкой! Что еще?
– Для закупки паровых машин в Англии и колясок в Бельгии господин Герстнер испрашивает разрешения на выезд с ним переводчицы Марии Богоявленской и сокомпаньона – отставного корнета Кирюхина Родиона Ивановича.
Царь оглянулся на спальню, понизил голос:
– Кстати, что это за девица такая?
– В противоправных действиях не замечена. Родителей не существует. Находится под наблюдением Академии наук…
– Не возражаю, – громко сказал царь и прошептал: – Но потом…
– Вас понял, ваше величество. А как с Кирюхиным? Он у нас проходил по делу четырнадцатого декабря двадцать пятого года, С тех пор – невыездной.
В спальне фрейлина включила музыкальную шкатулку. Раздалась знакомая музыка, зовущая к любовным утехам.
Император встал, торопливо подмахнул проект и сказал:
– Ну, Александр Христофорович! Ну, сейчас уже не то время… Ну Бог с ним, с этим Кирюхиным, – пусть едет!..
Лондон был хрестоматийно затянут туманом. На пристани стояли несколько джентльменов.
– Гостиницу забронировали? – спросил один.
– Так точно, мистер Стефенсон, – ответил другой.
– Не вздумайте показывать этим варварам наши последние модели.
– Так точно, мистер Стефенсон, – сказал третий.
– Презенты?
– Готовы, сэр, – поклонился четвертый.
– Внимание! – сказал мистер Стефенсон.
…Когда барка с нашими путешественниками причалила к пристани и Герстнер в дорожном костюме, Родик в строгом сюртуке, а Маша в шляпке с искусственными цветами сошли на берег, Стефенсон радушно улыбнулся:
– Дорогие коллеги! Я счастлив приветствовать вас на туманной земле Альбиона. Как поживаете?
Маша синхронно перевела фразу Стефенсона. Герстнер снял кепи:
– Мистер Стефенсон! Джентльмены! Мы прибыли к вам, чтобы совершить коммерческую сделку, которая по праву может быть названа контрактом века! Я глубоко убежден, что, несмотря на различие политических систем, торговля между нашими странами может только укрепить наши добрососедские отношения!
– Леди и джентльмены! – провозгласил Стефенсон. – В знак нашего высочайшего расположения мы хотели бы преподнести вам кое-какие пустячки…
По его знаку три джентльмена тут же шагнули вперед, и один подал Герстнеру золотую модель паровоза, сказав при этом: «Девяносто восьмая проба…»; второй вручил Маше бриллиантовое колье, прошептав: «Все камни – голубой воды…»; третий протянул Родику роскошную музыкальную шкатулку, тут же продемонстрировал ее звучание, не забыв сказать: «Чистое серебро…»
Стефенсон начал длинную речь. Герстнер негромко сказал Маше:
– Эту болтовню можете не переводить. Отдыхайте. Родик показал ему на презенты, спросил на ухо:
– За что это нам?
– Во внешнеторговых отношениях так заведено. Когда одна иностранная фирма что-нибудь покупает у другой…
– А мы-то тут при чем?
– Но мы же для них иностранцы!
