— Частных детективов.
Она вздохнула, глотнула коньяка, опустилась на край дивана.
— Не знаю… Может, я и найму частных детективов, а они не поймают никого, кроме меня.
— Если можно, повтори еще раз.
Она вновь отпила коньяку, прежде чем разъяснить Элиоту свою последнюю фразу, и вдруг подумала, что он прав: в этот вечер спиртное ей шло только на пользу. Она расслабилась, но не пьянела.
— Мне пришло в голову… может, я сама написала эти слова на грифельной доске. Может, я сама разгромила комнату Дэнни.
— Я тебя не понимаю.
— Могла сотворить такое во сне.
— Это нелепо, Тина.
— Ой ли? В сентябре я решила, что начинаю приходить в себя после смерти Дэнни. Лучше спала. Оставаясь одна, не думала о его трагической гибели. Мне казалось, что такой острой боли уже не будет. Но месяцем раньше мне вновь начал сниться Дэнни. В-первую недел ю это случилось дважды. Во вторую — четырежды. Последние две недели — каждую ночь. И сны становились все страшнее. Теперь просто превратились в жуткие кошмары.
Элиот вернулся на диван, сел рядом с Тиной.
— И что это за сны?
— Мне снится, что он жив, оказался в ловушке, на дне глубокой ямы, пропасти, колодца, всегда ниже уровня земли. Он зовет меня, просит спасти. Но я не могу. Мне не удается дотянуться до него. Потом земля начинает смыкаться вокруг него, а я просыпаюсь, крича, мокрая от пота. И я… у меня всегда возникает ощущение, что Дэнни в действительности не умер. Длится оно недолго, но, просыпаясь, я уверена: он жив. Видишь ли, я убедила мое сознание, что мой мальчик погиб, а когда сплю, у руля встает подсознание, и у моего подсознания нет уверенности, что Дэнни ушел.
— Вот ты и думаешь, что ты… ведешь себя как лунатик? Во сне пишешь на грифельной доске отрицание смерти Дэнни?
— Ты не веришь, что такое возможно?
— Нет… Ну… может быть. Наверное, — Элиот пожал плечами. — Я — не психиатр и не психолог. Но с тобой такого быть не может. Я еще очень мало знаю тебя, но у меня нет ни малейших сомнений, что ты бы так не отреагировала. Ты из тех, кто не уходит от возникающих проблем. Если бы твое неприятие смерти Дэнни представляло серьезную проблему, ты не стала бы заталкивать ее в подсознание. Ты бы нашла какое-то решение.
Тина улыбнулась.
— Очень уж ты высокого обо мне мнения.
— Да, — согласился Элиот. — Так оно и есть. Кроме того, если это ты написала слова на грифельной доске и разгромила спальню Дэнни, тогда получается, что ночью ты пришла сюда и перепрограммировала компьютер отеля, чтобы он вывел тебе на экран все эти вставки с Дэнни. Ты действительно думаешь, что могла это сделать и ничего не помнить? Ты думаешь, у тебя расщепление личности и одна половинка не помнит, что делала другая?
Тина откинулась на спинку дивана, склонила голову.
— Нет, я так не думаю.
— Хорошо.
— Но что нам это дает?
— Не отчаивайся. Прогресс налицо.
— Прогресс?
— Конечно. Мы исключаем версии. Только что вычеркнули тебя из списка подозреваемых. И Майкла. Я уверен, что за всем этим не стоит незнакомец, а потому из списка можно вычеркнуть большинство населения Земли.
— И я также уверена, что это не родственник и не знакомый. И знаешь, что тогда остается?
— Что?
Она наклонилась вперед. Поставила бокал на журнальный столик, посидела, обхватив голову руками.
— Тина?
Она подняла голову.
— Думаю, как лучше сформулировать фразу. Это дикая идея, безумная. Может, больное воображение.
— Я не думаю, что ты — чокнутая, — ответил Элиот. — Скажи мне.
Она мялась, пыталась представить себе, как прозвучат ее слова, гадая, достаточно ли верит в эту идею, чтобы произнести вслух. А потом выпалила:
— Я думаю… может, Дэнни жив.
Элиот склонил голову. Пристально вглядываясь в нее темными глазами.
— Жив?
— Коронер и похоронных дел мастер сказали, что он был в ужасном состоянии, жутко изуродован. Они полагали, что ни мне, ни Майклу не следует на него смотреть. Никто из нас не хотел увидеть тело, даже если бы Дэнни не изувечило при падении автобуса, и мы согласились. Его похоронили в закрытом гробу.
— А как полиция опознала тело?
— Они попросили фотографии Дэнни. Но, думаю, прежде всего по его стоматологической карте.
— Стоматологические карты так же хороши, как и отпечатки пальцев.
— Почти. Но, может, Дэнни не погиб при аварии. Может, он выжил. Может, кто-то знает, где он. Может, этот кто-то пытается сказать мне, что Дэнни жив. Может, в тех странностях, что происходят вокруг меня, нет никакой угрозы. Может, кто-то намеками пытается подвести меня к мысли, что Дэнни не умер.
— Слишком много «может», — заметил Элиот.
— Может, и нет.
Элиот положил руку ей на плечо, мягко сжал его.
— Тина, я думаю, эта версия лишена здравого смысла. Дэнни мертв.
— Видишь? Ты думаешь, что я чокнулась.
— Нет, я думаю, ты в смятении, и мне понятно, почему.
— Версию, что он жив, ты не хочешь даже рассматривать?
— Каким образом он мог остаться в живых?
— Не знаю.
— Как он мог выжить, если все произошло, как ты рассказывала?
— Не знаю.
— И где он был все это время… если не в могиле?
— Этого я тоже не знаю.
— Будь он жив, кто-нибудь наверняка бы пришел и сообщил тебе об этом, — мягко указал Элиот. — Они не вели бы себя столь загадочно.
— Возможно.
Понимая, что ее ответ разочаровал его, Тина смотрела на свои руки. Пальцы переплелись с такой силой, что побелели костяшки.
Элиот коснулся ее лица, повернул к себе.
Его прекрасные, выразительные глаза переполняла озабоченность.
— Тина, ты знаешь, что нет никакого «возможно». Ты это знаешь лучше других. Будь Дэнни жив, попытайся кто-нибудь сообщить тебе об этом, они нашли бы менее экзотический способ. Я прав?
— Вероятно.
— Дэнни ушел.
Она не ответила.
— Если ты убеждаешь себя, что он жив, то лелеешь тщетные надежды, и тебя не ждет ничего, кроме жестокого разочарования.
