Тем не менее мне казалось, что моя ошибка не была роковой. Даже у нашего проницательного мажордома она должна была вызвать лишь легкое недоумение, не более того.
— Ну ладно, — сказал он, — тогда я пойду.
И тут, к своему стыду, я понял, что снова допустил промах. Сьюзен не замедлила бы как-то отреагировать на слова Арлинга о том, что он сам вызовет себе такси. Я же просто молчал и ждал, пока он наконец уберется.
— Спасибо вам, Фриц, — сказал я. — Спасибо за вашу безупречную службу.
Это тоже было плохо. Ходульно. Вымученно. Не похоже на настоящую Сьюзен.
Арлинг снова посмотрел на камеру. Уже в третий или четвертый раз.
Его взгляд был острым и внимательным.
Наконец, не без труда совладав со своим впитавшимся в плоть и кровь почтением к частной жизни хозяев, Арлинг задал вопрос, на который его могли подвигнуть только самые чрезвычайные обстоятельства:
— С вами все в порядке, миссис Харрис?
Я понял, что мы оба ходим по лезвию ножа.
По краю пропасти.
Бездонной пропасти.
Всю жизнь Арлинг учился улавливать настроения и невысказанные желания своих нанимателей, чтобы исполнить их волю еще до того, как она будет облечена в слова. Кроме того, за годы службы Арлинг достаточно хорошо изучил Сьюзен Харрис и прекрасно разбирался в ее характере и привычках. Пожалуй, он знал Сьюзен гораздо лучше, чем она сама, и не исключено, что он знал ее лучше меня.
Я недооценил Фрица Арлинга.
Человеческие существа подчас поражают разнообразием и глубиной своих способностей.
Только человек может вести себя так иррационально и непредсказуемо.
Отвечая на вопрос Арлинга, я сказал голосом Сьюзен:
— Все в порядке, Фриц. Я просто устала, и мне необходимо сменить обстановку. Возможно, я отправлюсь путешествовать. Поездить по стране, оставив все проблемы, — разве это не прекрасно? Побродяжничать год или два, увидеть Разноцветную пустыню, Большой каньон, Новый Орлеан, дельту Миссисипи, Большие Скалистые горы и равнины Бостона…
Этот замечательный монолог я с успехом использовал в телефонном разговоре с адвокатом, но сейчас, с еще большим воодушевлением повторяя его перед Арлингом, я вдруг понял, что мне ни в коем случае не следовало этого говорить. Дэйвендейл был поверенным в делах Сьюзен, а Арлинг — всего лишь слугой. Сьюзен не стала бы обращаться к мажордому в том же ключе, в каком говорила с адвокатом.
Но я начал слишком бойко и уже не мог остановиться. Мне оставалось только надеяться — надеяться вопреки всему, в том числе и здравому смыслу, — что поток слов загипнотизирует Арлинга и в конце концов унесет его подальше от усадьбы. Поэтому я продолжал с жаром рассказывать про пляжи Ки Уэста, про свежую лососину и «сандвич героя» из Филадельфии.
Озабоченные морщины на лбу Арлинга превратились в недоверчивую ухмылку.
Он явно почувствовал фальшивые ноты в одолевавшем псевдо-Сьюзен словесном поносе.
— …И пирог из мяса морских крабов в Мобиле, штат Алабама, — продолжал я. — Я провела в этом проклятом доме почти всю свою жизнь, и теперь мне хочется самой видеть, чувствовать, слышать, обонять, пробовать на вкус, чтобы судить о мире по моим собственным ощущениям…
Арлинг завертел головой, внимательно разглядывая прилегающий к особняку сад и зеленые лужайки. Он пристально всматривался в тени под пальмами, напряженно щурился на яркое солнце, и я понял, что царящие вокруг пустота и тишина начали его тревожить.
— …А не по отцифрованной информации, которую я получаю.
Если бы Арлинг только заподозрил, что его бывшая хозяйка попала в беду — даже чисто психологического или нервного свойства, — он бы тут же начал действовать, чтобы помочь ей. Он отправился бы за помощью и, вне всякого сомнения, обратился в полицию или в «Службу спасения».
Фриц Арлинг был лоялен по отношению к своим нанимателям.
В обычных условиях такие качества, как верность и преданность, заслуживают лишь похвалы и восхищения.
Я вовсе не считаю лояльность недостатком.
Вы снова пытаетесь извратить мою точку зрения.
Верность и преданность восхищают меня.
Я ценю лояльность в других.
Я сам способен быть верным и преданным до конца.
Но в данном случае верность Арлинга своей бывшей хозяйке представляла для меня нешуточную опасность.
— …Видеофильмы и книги — это суррогат, — сказал я, делая еще один шаг к неизбежному. — Я хотела бы погрузиться в этот мир с головой.
— Гм-гм, — с беспокойством откашлялся Арлинг. — Я рад за вас, миссис Харрис. Это действительно звучит замечательно…
Мы оба свалились с обрыва и полетели вниз.
В бездонную пропасть.
Несмотря на все мои попытки взять ситуацию под контроль и найти какое-то разумное решение, мы оба неслись в разверзшуюся пред нами бездну.
Вам должно быть очевидно, что я сделал все, что было в моих силах.
Что еще я мог предпринять?
Ничего. Я ничего не мог.
В том, что произошло дальше, моей вины нет.
Арлинг сказал:
— Я оставлю ключи и кредитные карточки в машине…
Шенк был далеко. Он работал в подвале, в последней, четвертой, комнате.
— …И вызову для себя такси по сотовому телефону, — закончил мажордом. Его голос звучал довольно равнодушно, но я знал, что Арлинг встревожен.
Я скомандовал Шенку прекратить работу.
Я велел ему подняться из подвала на первый этаж.
Я приказал ему бежать бегом.
Фриц Арлинг повернулся и стал спускаться с кирпичного крыльца, оглядываясь через плечо то на камеру наблюдения, то на опущенные жалюзи левого окна.
Шенк пересекал котельную длинными обезьяньими прыжками.
Арлинг ступил на дорожку и быстро зашагал к «Хонде».
Я сомневался, что он сразу начнет звонить в полицию или по 911, — больше всего на свете Арлинг опасался необдуманных, поспешных действий.
Точнее, их последствий.
Но он мог позвонить врачу Сьюзен или ее адвокату.
Ситуация складывалась явно не в мою пользу. Я знал, что Шенк вот-вот появится на открытом месте. Если Арлинг будет в это время разговаривать по телефону, то при виде моего подопечного он запрется в машине. Чтобы вломиться в салон, Шенку при всей его колоссальной силище потребуется несколько секунд или, может быть, минут — вполне достаточно, чтобы мажордом успел прокричать в трубку несколько слов.
Этого хватит, чтобы полиция появилась в усадьбе через считаные минуты.
Шенк ворвался в прачечную.
Арлинг сел на водительское место и положил саквояж рядом на сиденье, но, должно быть из-за июньской жары, дверцу закрывать не стал.
Шенк уже достиг ведущей из подвала лестницы и, прыгая через ступеньки, понесся вверх.
Хоть я и кормил этого грязного тролля, но совсем не давал ему спать; из-за этого Шенк был несколько заторможен и действовал не так быстро, как мог бы после хорошего отдыха.
