У людей есть ценности, нормы и критерии, согласно которым они хотят положить свой голос на ту или другую чашу весов? — Отлично.
Вот пусть они это и делают.
Движение «Суть времени» сформировано для того, чтобы работать вот в этой толще, — в той толще общественной жизни, которая закипает и которая находится за пределами тонкого слоя данных выборов. Под кожей выборов происходит нечто другое. Кожа становится все менее эластичной, все более мертвой. Она отсыхает. И очень важно, чтобы в момент, когда она отсохнет окончательно, не обнажилось нечто, несовместимое с жизнью страны. Вот ради этого и создано движение «Суть времени».
7 ноября мы провели митинг. Прекрасно, что мы его провели. Большие молодцы москвичи, которые организовали все это. Огромное им за это спасибо.
Прошли акции в других городах. Это день, который определенным образом соотносится с нашими ценностями. Мы этот день отпраздновали так, как полагается общественно-политическому движению. И это еще один шаг на нашем пути — шаг в плане осуществления практической политики.
Телевизионная передача «Суть времени» (а сейчас я выступаю в последнем выпуске этой передачи) состояла как бы из четырех уровней, четырех слагаемых:
— практическая политика (мы очень часто обсуждали как проблемы собственного движения, так и совсем практические политические проблемы вообще — текущие политические проблемы);
— политическая аналитика международных процессов;
— политическая аналитика внутренних процессов;
— прикладная политическая философия.
Иногда отдельные выпуски программы «Суть времени» были посвящены только прикладной политической философии. Кстати, когда кому-то казалось, что она не прикладная, то есть не практически значимая, а абстрактная, то этот «кто-то» очень заблуждался, и уже в сегодняшней передаче я постараюсь еще раз доказать, что это так.
Иногда все было посвящено только практической политике, например, мы просто показывали свою же школу в Хвалынске. Или обсуждали совсем практические политические вопросы.
Иногда большая часть времени была посвящена политической аналитике, международной или внутренней. Но в целом мы держали баланс из этих четырех слагаемых.
Возможно, в дальнейшем надо будет, чтобы отдельные передачи были посвящены только практике, только политической философии или только аналитике. Это покажет будущее. Данный цикл программ завершается.
И в завершающей программе я постараюсь в очередной раз собрать все четыре слагаемых: практическую политику, политическую аналитику в двух ее ипостасях и прикладную политическую философию.
Начну с практической политики.
Итак, если наша оценка того, что процессы, происходящие в официальной, респектабельной политической жизни — это «рябь» или это мертвеющая кожа, под которой формируется совсем уже новое тело, если такая оценка правильна, то она не может быть только нашей оценкой.
Другие силы, в том числе наши противники, тоже должны исходить из данной оценки и искать, как им себя вести в этих условиях. Искать формы, чтобы проконтролировать то, что происходит под кожей политического выборного процесса. Если они этого не делают, то тогда и оценка моя неправильная. Это первое.
И второе. По отношению к нашим политическим противникам мы должны действовать на опережение и предлагать нечто более технологическое, конкретное, имеющее очевидные преимущества с точки зрения всего того, что наши противники считают своим коньком — то есть в том числе и с точки зрения демократичности политических альтернатив тому, что все более замирает.
Я как-то зашел в комнату, где в это время мои аналитики смотрели очередные так называемые дебаты. Я глянул, и мне стало страшно. Ну просто страшно. Потому что то, что там происходило, не имело никакого отношения к дебатам… Я не буду это комментировать… и не называю лиц… потому что если начну комментировать, то я уже начну класть свои гирьки на чьи-то чаши весов, а я этого не хочу делать. По очень многим причинам не хочу. В частности, не хочу, чтобы те, кто потом проиграет, могли ссылаться на то, что я не туда эти гирьки клал, не на те чаши весов.
Так вот. Это действительно умирает, умирает с колоссальной скоростью, пугающей меня, если хотите, скоростью, потому что под этой кожей еще ничего не сформировано.
Все, что мы хотим формировать, должно быть на порядок более конкретно, технологично и должно отвечать тем самым принципам, игнорирование которых есть основное обвинение, выдвигаемое нашими противниками в наш адрес. Они нам говорят, что у нас «креза» на почве авторитаризма и тоталитаризма и мы никуда не можем выйти за эти рамки? Мы должны смело выходить за эти рамки.
Они обвиняют нас в том, что мы рассуждаем «вообще»? Мы должны быть абсолютно конкретны.
Они обвиняют нас в том, что мы думаем только о себе? Мы должны думать обо всех политических силах, обо всем обществе, о самых разных его сегментах и выдвигать общезначимые инициативы. Мы такую инициативу и выдвинули. Мы сказали следующее.
Сколько процентов населения России придет на выборы? — 50? 60? 65? Но ведь не больше. А скорее, меньше, чем 65. Все это понимают.
Значит, примерно 40% граждан, имеющих право голосовать, не придет. То есть их мнение вообще не будет учтено. Да, это правильно с точки зрения обычной представительной демократии. Да, в западных странах процент приходящих на выборы может быть и меньше.
Но ведь не я, а Владимир Путин в своем интервью трем ведущим телеканалам страны сказал о том, что представительная демократия уже недостаточна и надо искать более широкие формы реальной демократии. Это он противопоставил представительную демократию реальной. И во всем мире это противопоставление становится все более и более важным, ибо все митинги, которые происходят вокруг Уолл-Стрит и того, захватят ее или не захватят, в конечном итоге являются выражением недовольства тем, что две партии — узкий политически слой — решают судьбу всех и что представительная демократия перестает работать.
Кризис политического меню… Кризис программ… Превращение всего политического процесса в шоу… Общество спектакля… Политика спектакля… Все это не устраивает людей, по отношению к которым осуществляется явно не театрализованное, а конкретное действие, у которых забирают их социальные завоевания и, видимо, хотят забрать намного больше того, что уже забрали. Людей это не устраивает. Их и многое другое не устраивает. Они ищут новых форм демократии.
Так вот, если мы ищем новых форм демократии, если наши оппоненты тоже демократичны и тоже ищут демократии, то наше предложение на сегодняшний день состоит в следующем: давайте сделаем так, чтобы эти 40 миллионов людей получили какую-то возможность иметь что-нибудь такое, что бы выражало их интересы.
Их интересы. Не интересы столичных тусовок, не интересы групп нашей элиты, интегрированных в международное сообщество, а интересы наших простых граждан, которые не хотят приходить на выборы. Вот пусть возникнет не Дума, не парламент, а что-нибудь другое, что в какой-то степени, как-то выражает их интересы. Потому что в противном случае они найдут именно те способы отстаивать свои интересы, которые будут наиболее любезны сердцу наших противников; они выйдут на улицу, и еще неизвестно, под какими лозунгами. Возможно, под такими лозунгами, осуществление которых фактически будет означать конец нашей страны. И их подтолкнут в эту сторону.
Борьба за них — борьба за то, куда будет направлена конкретная, реальная общественная энергия, находящаяся под кожей выборного процесса, — вот что такое сегодня настоящая политическая борьба. Но тогда мы должны ответить себе на вопрос: с помощью какой технологии, в какой схеме это может осуществляться сегодня? Как можно воздействовать на поведение тех, кто не хочет идти на выборы? Что можно им предложить, причем такое, что их безусловно устроило бы?
Мы предлагаем следующее.
Пусть общественные организации самого разного типа начнут собирать голоса тех, кто хотел бы поддержать эти общественные организации, а не основных политических актеров, «блестяще» демонстрирующих сейчас в дебатах свои политические возможности. Даже если речь будет идти о сборе
