И только я успел это подумать, как из ствола „нашего“ Т-34 вырвалось пламя выстрела, а снаряд его орудия срезал ствол дерева рядом с нами.
Вращая маховики наводки, я навел ствол орудия на вражеский танк, который подошел совсем близко к нам. Еще пара секунд — и рявкнуло орудие нашей самоходки, и я увидел серую розетку от удара снаряда о бортовую броню Т-34. Его экипаж выскочил из подбитой машины и исчез в кустарнике.
На лежащем перед нами отрезке шоссе разразился артиллерийский огневой налет. Неприятель узнал направление движения бригады и намеревался вывести ее из боя еще до того, как мы по-настоящему в этот бой вступим.
Из второй батареи пришло радиосообщение: „Наша пехота уходит с позиций справа от нас и отступает перед русскими“.
Но мы не могли поддержать правый фланг, поскольку нам угрожала приближающаяся волна танков, выстроившихся в два ударных клина. Началась танковая дуэль. Т-34 и ИС-2 вели огонь изо всех орудий. Тем не менее нам удалось сразу же подбить несколько вражеских машин.
Наводчик и заряжающий работали как одержимые. Механик-водитель то и дело менял направление движения нашего штурмового орудия. Снаряды с шипением проносились мимо нас. Всюду, куда ни взглянешь сквозь смотровой прибор, одни только танки и танки. Стали поступать первые донесения. Бригада уже подбила 20 вражеских танков. Спустя некоторое время было получено сообщение о том, что подбито в общей сложности 26 машин. Это подтверждало, что выбранная мной исходная позиция на нейтральной полосе была правильной, так что враг пришел именно туда, куда я и предполагал.
Снова усилился заградительный огонь русской артиллерии.
— Вперед! И газу, газу!
Втянув голову в плечи, мы пересекли полосу заградительного огня, петляя между вздымающимися по сторонам фонтанами снарядных взрывов. Самоходка сползла в одну из воронок, задержалась там, словно раздумывая, и с завывающим от напряжения мотором снова двинулась вперед. Навстречу нам бежала наша пехота. Наши товарищи, завидев нас, воодушевленно принялись размахивать руками. Теперь отражать танковую атаку им не придется в одиночку! Они получили подкрепление, которое и должны были получить для отражения мощной танковой атаки, чтобы не быть полностью уничтоженными.
Новое радиосообщение: „Здесь Эггхардт. Нахожусь на левом фланге“, — доложил командир второй батареи лейтенант Альфред Эггхардт.
Это был один из самых отважных офицеров в бригаде, всегда являвшийся со своей батареей на помощь пехоте в самые напряженные моменты боя. 20 апреля 1945 года он был награжден Рыцарским крестом.
— Что там у вас случилось? — спросил я.
— Тяжелый танковый бой. На подходе множество вражеских танков!
— Идем на помощь, держитесь!
Как мы мчались! Уже издали мы увидели пламя, взметнувшееся к небу из подожженных танков. Стало быть, нам туда. Оба моих командира взводов двигались в командирских самоходках справа и слева от меня. Я вызвал их по радиостанции:
— Бранднер к Опелю. Остановитесь и обеспечьте огневую поддержку. Прикрывайте фланги; я постараюсь выйти на прежнюю линию передовой.
Сквозь непрекращающийся вражеский обстрел командирская машина двинулась вперед. Сквозь клубы дыма и пламя я заметил пробивающиеся в нашем направлении Т-34. Их было жутко много. Скорее всего, это подходил второй эшелон наступающих танков. Я снова вызвал своих по радио:
— Стой! Слева танки, на одиннадцать часов, дистанция триста, огонь!
Первые бронебойные снаряды вырвались из орудийных стволов спустя пару секунд после моей команды и нашли свои цели. Боезапасы танков сдетонировали, из их корпусов вырвались языки пламени, озарившие все вокруг. Волна вражеских машин застопорилась, словно ужаснувшись этому зрелищу, но тут же открыла ответный огонь, и я увидел дульное пламя как слева, так и справа от себя.
Наши штурмовые орудия быстро сменили позицию и продолжали вести огонь. Вспыхивали все новые и новые Т-34. Следовавшая за нашими машинами пехота приблизилась к старой линии передовой и завязала ближний бой с засевшим там неприятелем. Солдаты дрались решительно, зная, что они не одиноки.
Обер-лейтенант Эггхардт сообщил по радио о „сильном артобстреле русских“. До нас также доносились отзвуки этой канонады. Но мы должны были оставаться на месте, не имея возможности оставить этот участок без прикрытия, поскольку, поступи мы так, танки противника нанесли бы нам удар в спину и смяли бы пехоту, захватив старую передовую.
Одна из наших самоходок вышла из строя из-за разорвавшихся поблизости снарядов. Теперь нам оставалось только одно: двигаться вперед через нашу собственную передовую, туда, где нас не могли бы достать снаряды. Для этого мне нужно было высунуть голову из корпуса машины, чтобы сориентироваться.
Винтовочная или автоматная пуля чиркнула по броне рядом со мной, совсем как и тогда, когда такая же пуля ранила меня в горло. Но на этот раз она меня не задела.
Все наши штурмовые орудия в быстром темпе двинулись вперед, подавляя огнем гнезда сопротивления, ворвались в гущу русских пехотинцев, давя их гусеницами, если они не успевали броситься в сторону. Выпущенный по нас снаряд сорвал закрепленный на корме ящик для ЗИПа.
Затем мы приблизились к группе наших солдат, которые укрылись от обстрела в траншее и теперь махали нам руками, чтобы мы их заметили. Они выбрались наружу, забрались на корпус самоходки, а не поместившиеся на нем побежали вперед, прикрываясь нашей броней. На двух других штурмовых орудиях также устроились наши пехотинцы, и с ними мы начали преследование неприятеля, совершенно ошеломленного нашим ударом. Мы подошли к позиции вражеской артбатареи, которая оказалась покинутой расчетами орудий, и смяли ее гусеницами наших машин. Затем мы остановились. Русских уже не было видно, неприятельский обстрел стих, и наша пехота снова заняла прежнюю линию передовой. Мы отошли с передовой, чтобы пополнить запас продовольствия, заправиться горючим и боеприпасами и быть готовыми к завтрашнему дню. В моей машине осталось только пять бронебойных и три осколочных снаряда.
Всем экипажем мы спешно проверили готовность машины к боевым действиям. Механик-водитель отрегулировал фрикционы и стояночный тормоз. Заряжающий уложил все полученные снаряды в боеукладку самоходки. Глядя на то, как сноровисто они управляются со своей работой, я не мог не поблагодарить судьбу за столь слаженный экипаж.
Затем по радио стали поступать донесения о наших успехах в бою, но также и о потерях. К счастью, никто не был убит, и я смог облегченно вздохнуть.
Быть командиром — довольно трудное дело, поскольку это означает, что ты несешь ответственность за всех членов твоего экипажа. За них — перед вышестоящим командованием, но прежде всего перед самим собой».
912-я бригада штурмовых орудий заняла круговую оборону на поле боя. Бранднер в небольшом вездеходе-«лоханке» отправился проверять отдельные батареи. На очередной из них он поздоровался за руку с унтер-офицером Вёгелем, одним из самых умелых бойцов бригады, снова раненным в этом бою.
Затем он вернулся на КП бригады.
17 января Бранднера наградили Рыцарским крестом — это было третье представление его к этому ордену. В наградном листе, подписанном генерал-лейтенантом Файерабендом, было сказано: «В первый день сражения 912-я бригада штурмовых орудий преградила путь атакующим частям русских и уничтожила танковый клин неприятеля. Этот решающий контрудар обеспечил успех оборонительной битвы и сорвал замысел советского командования разорвать фронт группы армий „Курляндия“».
Несколькими днями спустя Йозеф Бранднер за мужество перед лицом врага был представлен к званию майора. В замке Пельци под Голдингеном (Кулдига) генерал-полковник Шёрнер торжественно вручил ему Рыцарский крест.
Чуть позже командующий группой армий «Курляндия» предложил майору покинуть котел, чтобы принять под свое командование новую бригаду. Бранднер отклонил это предложение: «Я благодарен господину генерал-полковнику, но я хотел бы остаться с моими людьми». Его желание было уважено, майор продолжил командование 912-й бригадой штурмовых орудий.
