Самолет уже набрал высоту, надпись «Fasten belts – Пристегните ремни» погасла, стюардессы-тайки с ласковыми улыбками на лицах покатили по проходу тележки с напитками.
Через полчаса надпись «Fasten belts» вновь загорелась – самолет начал снижаться.
Тут, когда они снова сидели подпоясанные ремнями в ожидании посадки, Нелли затеяла еще один разговор. Словно спешила, пока они еще вдвоем, выяснить о нем то, что всегда хотела, но все что-то мешало.
– Слушай, скажи мне, – проговорила она, – ты еврей? Скажи как на духу, я не антисемитка, думаю, ты это понимаешь.
– Очень интересно. – Рад удивился ее вопросу. Уж очень он был неожидан. – Это почему ты вдруг спрашиваешь?
– Ну в том числе потому, что у тебя такое нерусское имя. И лицо. Лицо тоже не очень русское. Дрон говорит, что ты еврей, но только необычный.
У Рада вырвался невольный смешок.
– А что такое «обычный»? Рабинович из анекдота? Нелли вслед за ним тоже прыснула.
– Действительно... Но у Дрона нюх, я тебе уже говорила. У него звериный нюх.
– Дрон для тебя авторитет?
– Дрон для меня авторитет, – подтвердила Нелли.
Рад вдруг почувствовал, что ему хочется открыться Нелли. Сказать ей о том, о чем он привык молчать. Отделываться шутками-прибаутками – и понимай его как хочешь. Он испытывал к ней такое доверие – будто они и впрямь были в прошлом любовниками, сохранившими друг к другу привязанность и приязнь. Почти любая на ее месте не просто не простила бы его за вчерашнее, а сделалась бы лютым врагом.
– Насчет еврея, Нелли, – сказал он, – и рад бы тебя потешить, да нечем. Всем, чем могу похвастаться, – это восьмушка западнославянской крови. У меня прадед был чехом. Из тех, которых в учебниках истории называют белочехами. Помнишь? Влюбился в мою прабабку – и остался. В тридцать четвертом его отправили на Беломорканал окончательно становиться русским, и ему это, судя по всему, удалось. В могиле, во всяком случае, он наверняка лежит сплошь среди русских костей. Мать узнала, что он чех, только уже взрослой. Представляешь, какой был страх? Ну а я назван в его честь. Временами, конечно, я думаю, что это все, может быть, не более чем легендой. Но прадеда точно звали Радиславом, иначе зачем называть так меня?
Он умолк, и Нелли, не прервавшая его за время рассказа ни звуком, воскликнула:
– Я же говорю, у Дрона звериный нюх! Помнишь, как тогда в Консерватории он тебя еще спросил: «Чех?» А ты сказал: «Еврей!» Почему ты так сказал?
– Прикола ради. – Рад вспомнил этот разговор. Это было в буфете, в антракте, когда они и познакомились с Дроном. Надо же, и в Нелли тот разговор тоже жив. – А у Дрона не нюх, а просто хорошее логическое мышление.
– Нюх, нюх, – настойчиво повторила Нелли. – И логическое мышление, но прежде всего нюх.
Самолет садился. Нелли повернулась к окну и жадно смотрела на приближающуюся землю, на глазах превращавшуюся из своего макета в живую земную плоть. Шасси коснулось бетона, самолет заколотило на стыках плит. Салон зарукоплескал. Большинство пассажиров были не тайцы, и традиция золотого миллиарда проникла и на внутренние рейсы.
– Хлопай, – толкнула Рада в бок локтем Нелли. Рад последовал ее указанию. Нет, он ничего не имел против этих аплодисментов.
Когда вокруг уже расстегивали ремни и поднимались, и Рад тоже расстегнул и изготовился вставать, Нелли взяла его за рукав рубашки и удержала на месте.
– Я надеюсь, Дрону ты ничего не скажешь? – как жаля, проговорила она, не выпуская из руки его рукава.
– Не знаю, что мог бы ему сказать, – отозвался Рад.
– Вот и прекрасно, – заключила Нелли, отпуская его.
В аэропорту на выходе Рада с Нелли встречал Тони. Лазерно-рафинадные его зубы сверкали в улыбке, пожав Раду руку, он затем по-свойски похлопал его по плечу:
– Как самочувствие?
«Помню-помню Пат-понг», – стояло в его лукавых глазах.
– А ваше, Тони? – ответно спросил Рад. «Нечего помнить Пат-понг, проехали», – было в его встречном вопросе.
– Мое отличное! – воскликнул Тони.
– И мое тоже, – подвел черту Рад.
– А где Дрон? – спросила у Тони Нелли. – Он что, не приехал?
– Дрон не приехал, – подтвердил Тони. – У Дрона встреча. Они с Крисом и Майком в «Ридженси-парк». Мы к ним прямо туда поедем. Забросим ваши чемоданы – и к ним.
– «Ридженси-парк» – это такой ресторан в викторианском стиле, мы как-то еще обещали тебя туда повести, – напомнила Нелли Раду.
– А куда со своими вещами мне? – Рад запретил Тони напоминать о Пат-понге, но Пат-понг сам напоминал о себе: результатом посещения Пат-понга местом жительства в Бангкоке у Рада была улица.
– Будешь спать у нас на полу, – со смешком произнесла Нелли.
Ирония ее, однако, пропала втуне. Раду, сообщил Тони, заказан номер в «Jade Pavilion» – там же, где снова остановился Крис. Правда, на одну ночь, но этого достаточно.
– Завтра утром в Паттайю, – закончил свое сообщение Тони. – С гостиницей в Паттайе порядок, программа – блеск, скучать не придется.
Лимузиноподобная «тойота» Тони на парковке стояла среди других машин, как баскетболист в толпе обычных людей.
– Ох, Тони, – сказала Нелли, устраиваясь на заднем сиденье, вольно откидываясь на спинку и вытягивая вперед ноги. – Ваши сослуживцы должны завидовать вашей лошадке. Как вы справляетесь с этой завистью?
– Мои сослуживцы считают, что я умею жить, – сверкая в улыбке рафинадом зубов, обернулся к ней Тони. – Они бы тоже так хотели, но у них нет таких друзей, как Дрон.
– Ты любишь Дрона, Тони? – спросила Нелли.
– Что за вопрос! – вскинулся Тони. – Я еще как люблю Дрона! Дрон великолепный парень. – Он уже стронул «тойоту» с места и ехал между рядами машин, выруливая с парковки. – И у него великолепная жена, под стать ему!
– А вот Рад считает, что у Дрона жена – так себе, ничего особенного.
– Как?! – вопросил Тони, взглядывая на Рада. – Неужели?
Рад с напряжением вслушивался в их разговор, не горя желанием принимать в нем участие. Певучий английский Тони был все так же труден ему, и участвовать в той трепотне, что представлял собой их диалог, – было для него все равно что закатывать в гору камни. И на вопрошение Тони он только развел руками, пожал плечами – все, на что его достало.
– Вы видите, Тони, он полагает, что моя персона даже не заслуживает разговора о ней.
Своим подначиванием Рада Нелли выдавала себя с головой, во всяком случае, так это казалось Раду, но, похоже, почувствовал что-то и Тони.
– Вообще, Нелли, – сказал он, – мы, тайцы, считаем, что у женщины своя роль в жизни и женщина не должна мешать мужчине быть им. А европейские женщины хотят из мужчин сделать своих слуг. Мне это как тайцу не нравится. – Тони вывел «тойоту» с парковки, вывернул на дорогу и радостно нажал на газ. – И европейским мужчинам это тоже не нравится. Поэтому они с таким удовольствием женятся на тайских женщинах.
– Вот, наверное, Раду не нравится, что я европейская, – подхватила Нелли.
Тони, вскидывая руки над рулем и то и дело оборачиваясь к ней, бурно запротестовал:
– Нет, Нелли, вы не европейская. Я бы сказал, вы тайская женщина. Вы только по виду европейская, а внутри вы настоящая тайка.
