– Вот поэтому ты, – незамедлительно ответствовал Дрон.
Горние ангелы, певшие вчера в Раде, молчали. Ни звука их голосов не было в нем, ни звука их труб. Небо, распахнутое вчера до высших сфер, было наглухо запечатано и висело над самой головой, словно подвальный свод.
– Слышал я об этой профессии, – проговорил Рад. – Грязноватая работенка. Сучьим делом предлагаешь мне заниматься. Выбрасывать людей на улицу, выворачивать у них карманы...
– Стоп, стоп, стоп! – прервал его Дрон. – Ты хоть представляешь, сколько людей об этой работенке мечтают? А тебе – вот, на, тут и решение твоей проблемы, а ты – «сучье дело»! Хочешь быть чистым, незапятнаным? Ну будь! Только не вопи, что нищ и несчастен. В невинности детки не рождаются. Целка бесплодна. Ты не согласен?
– С тем, что целка бесплодна?
– Со всем, со всем! – Дрон едва не кричал. То, что они отошли сюда, к камням, где, кроме них, никого не было и никто их не мог слышать, было мудро. – Дорого твоя незапятнаность в нищете будет стоить? Да в убожестве никакая чистота не видна! Грош ей цена, вот сколько. Медный грош. Медяк!
Горние ангелы, пронзенные земными стрелами, валялись со своими переломанными небесными трубами вокруг Рада обыкновенными курицами, умерщвленными ради человеческой пищи.
– Но у меня ведь может и не получиться быть этим кризисным управляющим, – сказал Рад. – Как можно дать гарантию?
– Получится, куда денешься, – парировал Дрон. – Вел собственное дело – сможешь и это. Не велика мудрость. И разница тоже.
Катер, стремительно прошедший вдоль берега, поднял волну, та покатилась к берегу живым плоским валом, дошла до них, и они оба, почти синхронно, подпрыгнули, оттолкнувшись от дна, чтобы не накрыло сголовой.
Волна прошипела по камням, ушла к пляжу, они опустились на дно, и Рад, поспешив опередить Дрона, вернулся к их разговору.
– Я бы просил тебя о чем-то другом. Я ведь и в самом деле математик. Менеджер я – в силу обстоятельств. Конечно, квалификация у меня за эти годы подрастеряна, но я все же работал в банке, я бы мог финансовым аналитиком... что-то ближе к работе мозгами! Дрон покивал.
– Почему ж нет? Конечно. Но сейчас – то, о чем я тебе сказал. Это ведь не моя прихоть. Это то, подо что тебе будет оказана помощь. Гарантия, что твои братаны от тебя отстанут, – сто процентов. А главное, ты попадаешь в команду. Ты больше не одиночка. Ты за всех, все за тебя. Того, что с тобой случилось, больше просто не может быть, по определению. Без силы свои интересы не отстоишь. Знаешь, почему все эти северные народы, все эти эскимосы, чукчи, ненцы, живут за полярным кругом, в этом кошмаре, в этом ледяном мраке на целых полгода?
Он сделал паузу, ожидая вопроса, и Рад задал его:
– Да, почему?
– Потому что их туда вытеснили, – с удовольствием ответил Дрон. – А вытеснили – потому что они не умели отстаивать свои интересы. Кровью, если надо. Своей и чужой. Желательнее чужой. Свою все же надо беречь. Ее в человеке, – он хмыкнул, – сколько? Шесть литров.
– Кажется, пять, – поправил Рад.
– Вот видишь, даже пять.
Их снова снесло к берегу по пояс, и они снова вернулись на прежнее место – по грудь, только теперь Рад, преодолевая сопротивление воды, прошел по дну, а Дрон, взбивая вокруг себя фонтаны, сделал несколько бурных бросков баттерфляем.
– Слушай, а ты все же чех! – воскликнул он, вставши на ноги и отфыркавшись. Так, словно баттерфляй позволил ему вспомнить самое главное. – Я правильно тебя тогда определил.
– Нелли просветила? – осведомился Рад, хотя это было ясно и без того.
– Она, она, – подтвердил Дрон. – Вот у тебя потому все и сикось-накось, что ты чех. А ты среди русских живешь, и жить тебе нужно по-русски!
– Какой я чех, – сказал Рад. – Что за бред. Я русский. Я в Чехии и не был ни разу.
– Мало ли что не был, – оборвал его Дрон. – Гены – это сила. Их прячь – они вылезут.
Рад вспомнил, как Нелли насмехалась над Дроном, когда он говорил, что русский.
– А вот ты в Америке живешь. Ты, полагаешь, и там русский?
Дрон прищурился, чуть подумал и отрицательно покачал головой.
– В Америке я американец. Я, Рад, богатый человек. А у богатых, запомни, нет национальности.
– Хочешь сказать, национальность богатых – деньги?
На лице Дрона появилось что-то вроде удивленного восторга.
– Ты знаешь, пожалуй, ты прав. Есть такая страна.
– А как тебе с Крисом, легко? – спросил Рад.
– Он не в России живет. Аесли б в России... как знать.
Теперь Рад вспомнил, как в Бангкоке, после «Regency Park», спеша на встречу в посольстве, Крис, прощаясь, бросил ему, что они теперь будут часто встречаться.
– Мне придется сотрудничать с ним?
– Почему тебя это интересует? – Дрон, похоже, насторожился.
Рад объяснил.
– А, понятно. – Дрон удовлетворился его ответом. – Да, скорее всего, придется. Вы познакомились, в контакте, чего ж нет.
– Выезжать за границу для встреч с ним?
– Ну раз вы в контакте. Удобней, чтоб ты, чем кто-то. Рад исчерпался. У него больше не было вопросов к Дрону. Концы с концами сошлись. Дрон подтвердил и слова Нелли, и слова Криса.
– Тебе, я вижу, нужно все как следует переварить. – Дрон, размахнувшись, хотел окатить Рада водой – Рад опередил его, и досталось Дрону. – Фу ты, фу ты! – отплевываясь, провопил Дрон. – Отличная реакция. С такой реакцией так медленно переваривать. Обратный билет у тебя когда?
Рад быстро вычел из даты отлета сегодняшнее число.
– Через шесть дней.
– Вот и отлично, – сказал Дрон. – Отдыхай. Расслабляйся. Все равно раньше времени не улетишь. Пять дней у тебя на раздумья. Немало.
Не дожидаясь ответа Рада, Дрон развернулся и, шумно упав в воду, все тем же баттерфляем поплыл к их компании. Весь в потоках сливающейся воды торс его мощно взлетал в воздух, руки, вырвавшись из-под воды, описывали в воздухе полукруг и исчезали, на поверхности оставалась одна макушка, мгновение – и торс снова взлетал, руки снова описывали полукруг: бабочка порхала.
Рад смотрел вслед Дрону не без зависти. Всегда нравился баттерфляй, пытался овладеть им, но тот ему не поддался. Он оттолкнулся ото дна и поплыл своим скучным брассом в море, держа ориентиром маячащий на горизонте белый клин паруса. Проплыв метров семьдесят, он развернулся и, перед тем как возвращаться, решил нырнуть, посмотреть, насколько здесь глубоко. Нырнуть, однако, не удалось – руки тут же уткнулись в песок. Здесь была мель. Он встал на ноги, – вода едва доходила до середины груди.
Вечером в припляжном
– Что, как вы поговорили? Я понимаю, вы ведь там у камней о том говорили?
