Мартин огляделся, жестом обвел комнату.
— Это ваша мастерская? — Девушка кивнула. — Вы позволите?
Она снова кивнула.
Гость двинулся по комнате, подмечая малейшие подробности, словно явился с инспекцией.
— Это вы нарисовали? — Мартин разглядывал висящий на стене карандашный набросок.
— Да.
— Здорово. — Гость шел вдоль стены, разглядывая ее рисунки, скрепленные вместе лоскутки, цветные картинки, которые она вырезала и приклеила прямо на обои. Затем склонился над низким столиком и пролистал модные журналы. — Вы копируете эти модели?
— Нет. Не совсем. Они меня вдохновляет на новые идеи.
— Понимаю. — Он отступил назад и едва не споткнулся. Посмотрел вниз, под ноги, затем перевел взгляд на нее. — Это парашют?
— Ну да. Я…
— Только не говорите, что вы еще и парашютным спортом занимаетесь! — Во взгляде гостя читалось столько лукавства, что девушка прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться.
— Ох, нет… — Не в силах более сдерживаться, она расхохоталась и тут же почувствовала себя, свободнее, раскованнее. — Парашютный шелк — это же превосходный материал. И мягкий и в то же время прочный. Из него получаются отличные жакеты, комбинезоны, платья. Да что угодно!
Брови гостя поползли вверх, и он одобрительно кивнул.
— Блестящая идея! — Мартин подошел к манекену и пощупал муслин.
— А из этого, что вы шьете?
— Это образец, — пояснила девушка.
— Образец?
— Ну да. Когда я экспериментирую — ну, то есть делаю выкройку, — я сперва шью из дешевого материала, вот как этот муслин. Ткани вроде парашютного шелка дороги.
— Да, конечно. Очень практично. — Он кивнул, потом отошел от манекена и остановился, рассматривая готовое платье, висящее на стене. Это было последнее ее творение: Патриции казалось, что ничего удачнее руки ее не производили. Даже на вешалке оно изумляло элегантностью покроя и совершенством линий.
Мартин долго изучал платье, затем обернулся к девушке.
— Это не вы. Я хочу сказать, неужели это вы? — Он снова перевел взгляд на платье, а затем на Патрицию. — Вы что, сами это сшили?
Она видела, что молодой человек не притворяется, он в самом деле потрясен, и ощутила прилив гордости. Это же лучшее ее произведение! Много дней подряд она трудилась над изящным кружевом цвета старинной бронзы; осторожно раскроила и сшила оборки, насадив их затем на мягкий шелковый чехол гак, чтобы они располагались конусом, одна над другой. Элегантность платья подчеркивалась длинными обтягивающими рукавами, которые у запястий застегивались на крохотные скрытые пуговички. В свете лампы на ткани переливались и мерцали кристаллики разноцветного стекляруса.
Мартин тихо присвистнул.
— Фантастика! — Он перевел взгляд на задрапированный муслином манекен. — Итак, с этого вы начинаете. — Он снова обернулся к кружевному платью. — И вот к чему приходите. Невероятно!
Девушка не сдержала улыбки. Знал бы он, с чего она начинала! Со старинной кружевной занавески, купленной по случаю. Прежде эта занавеска, должно быть, украшала огромное окно в одной из древних мансард, что сейчас сносят. Невзирая на долгий срок службы, материал на удивление хорошо сохранился.
— Расскажите, как вы делаете вот эти расходящиеся складочки? — Жестом он продемонстрировал, что имеет в виду.
— О, сборка? Да это совсем легко.
— Но получилось именно то, что нужно. А как вы закрепили стеклярус? Похоже, просто осыпали ими платье, а они и пристали.
Забавно сказано: Патриция снова рассмеялась. Она шагнула к столику и нашарила в выдвижном ящике пакетик с фурнитурой.
— Видите? У них внизу небольшие усики. Такие крохотные, что приходится использовать пинцет.
— Потрясающе. Изумительно. — Мартин смотрел не на мерцающие кристаллики, а на ее руки. Он непринужденно взял ее ладонь в свою и удержал, разглядывая коротко подстриженные не накрашенные ногти.
Девушка смущенно отняла руку и убрала пакетик.
— Видите, как все просто. Очень легко…
— Вовсе нет. Совсем не просто и не легко. Итак, вот какова настоящая мисс Патриция Олтмен. — Мартин не сводил с девушки глаз, и насмешливо-вопрошающий взгляд их напомнил Патриции мальчишек, дразнивших ее в детстве, тех самых несносных мальчишек, с которыми столь беспощадно расправлялся Роберт. Девушка выпрямилась, отбросила назад непослушную прядь волос, что выбилась из пучка, и вызывающе вздернула подбородок.
— Почему вы так на меня смотрите?
— Не понимаю. — Мартин отступил назад, явно удивленный ее тоном.
— Словно меня оцениваете или что-то в этом роде, — пробормотала Патриция.
— Вы обиделись? — Гость приподнял бровь, уголки губ поползли вверх в дерзкой усмешке. — Хотите знать, к какому выводу я пришел?
— Нет.
— Мисс Патриция Олтмен. — Мартин достал блокнот. Затем снова перевел взгляд на девушку, щеки которой опять вспыхнули. — Взлохмаченная копна волос — признак деловой женщины. Макияж наложить тоже нет времени, — добавил молодой человек, легко касаясь ее щеки тыльной стороною руки. Патриция невольно отшатнулась, затрепетала, но упоительное ощущение не исчезло даже после того, как он убрал руку и принялся сосредоточенно писать. — Дадим восемь баллов за непринужденность поведения? — Он помолчал, что-то тщательно обдумывая. — Нет… в наш век притворства и фальши естественность — такое редкое качество, думаю, заслуживает все десять. — Строгий судья окинул взглядом свитер и джинсы и усмехнулся. — Ну, для этой кандидатки первостепенную роль играют, безусловно, удобство и практичность. — Мартин покачал головой. — С одной стороны, я наблюдаю полное отсутствие претенциозности. Но с другой — возмутительное равнодушие к поклонникам. Боюсь, тут я могу присудить только шесть, дорогая моя.
Усмешка у него, решила Патриция, вовсе не дерзкая, а приветливая и добрая. Девушка против воли улыбнулась в ответ.
— Отсутствие претенциозности должно чего-нибудь стоить, — возразила она, подыгрывая гостю. — Ну хотя бы девятки.
— Разумный довод. Стоит учесть. — Молодой человек нахмурился, словно принимал решение великой значимости. Она видела, как на его щеках заиграли ямочки, и в душе у девушки пробудилось новое чувство, чувство, которому она затруднилась бы подобрать определение: ласковое, хрупкое и беззащитное. — Хорошо же. Компромисс. Восемь баллов за отсутствие претенциозности.
Мартин опустил взгляд, разглядывая босые ноги.
— Вы испытываете отвращение к обуви, мисс Олтмен?
— Обувь стесняет движения. — Патриция тряхнула головой, робость куда-то исчезла, словно ее и не было. Она чувствовала себя раскованно и непринужденно. — Наслаждаюсь ощущением свободы, знаете ли.
— Да, да. — Понимаю. — Гость согласно кивнул. — Долой стесняющую движения обувь. Только сбросив оковы, можно самозабвенно накинуться с ножницами на кусок ткани и создать подлинный шедевр. Босые ноги — символ свободы и творческого вдохновения. Все верно. Десять баллов — за босые ножки!
Девушка так и прыснула. Когда же он вновь приблизился к ней, она выхватила из его рук блокнот.
