уверил меня, что все в порядке. Пятнадцатого января губернатором штата Коннектикут было сделано соответствующее заявление. Теперь я – член сената Соединенных Штатов Америки.
– Что-о? – казалось, Арону Грину влепили пощечину.
– Именно так, мистер Грин. И я намерен использовать все права и возможности, предоставленные сенату, использовать всю его власть, чтобы обрушиться на вас. Избавиться от вас! Я намерен довести до всей страны известные мне факты. И я буду делать это вновь и вновь. Каждый день, на каждом заседании, на каждой сессии-Я не остановлюсь, обещаю вам. Если потребуется – это мое четкое и глубочайшее убеждение, – я начну свой собственный марафон, решусь на любой шаг. Начну с самого начала и прочту весь доклад. Каждое слово. Все шестьсот страниц. Этого вам не пережить. Вам и «Дженис индастриз».
– От Аушвица до Бабьего Яра, понятно... Свиньи, подобные вам, всегда найдут свою кучу навоза. – Арон Грин произнес эти слова, не спуская мрачного взгляда с Эндрю и почти задыхаясь от ярости – личной ярости, ненависти к Тривейну.
– Да, и решение, разъяснение будет не таким, как вы бы хотели. Ваше разъяснение ведет прямым ходом в лагеря. К пыткам. Неужели вы этого не видите?
– Я вижу только силу! Сила – вот что сдерживает!
– Ради Бога, Грин! Но пусть это будет коллективная сила. Ответственная сила, демократическая и открытая, а не та, которой тайно управляет горстка избранных.
– Вы снова выступаете, как школьник! Что значит «разделенная», «открытая»? Это слова, пустые слова! Они порождают хаос и слабость! Посмотрите в ваш доклад!
– Уже смотрел. Он тяжелый и длинный. Он полон ошибок, несовершенен, распадается на части. Но, черт побери, все-таки лучше он, чем то, что предлагаете вы! И уж если мы вступаем в такое время, когда система перестает работать, то об этом следует знать. Только тогда мы сможем что-то изменить. Но – открыто, имея выбор, а не по указке. И уж в любом случае, не по вашей указке.
– Хорошо, Тривейн. – Йан Гамильтон встал и отошел в сторону, разрушив треугольник. – Вы сколотили крепкое дело. Что вы можете предложить нам?
– Откажитесь. Отойдите в сторону, все равно куда – в Швейцарию, к Средиземноморью, на Шотландские горы или равнины Британии, безразлично. Просто убирайтесь вон из страны и не показывайтесь здесь, не лезьте в наши дела.
– Но у нас есть финансовые обязательства, – возразил Гамильтон спокойно.
– Передайте их кому-нибудь. Главное – порвите все связи с «Дженис».
– Но это невозможно! Бессмысленно! – Арон Грин взглянул на Гамильтона.
– Полегче, мой друг... Если мы сделаем то, что вы предлагаете, какие гарантии вы нам дадите?
Тривейн подошел к столику и показал на красной кожи блокнот:
– Вот доклад как он есть.
– Вы это нам уже говорили, – прервал его Гамильтон.
– Но у нас есть еще другой, альтернативный вариант. В нем значительно меньше места уделено «Дженис индастриз»...
– И что же? – Нетерпение Арона Грина было почти неприличным. – Школьник тоже не совсем невинен, а? Он вовсе и не собирался переделывать мир? Так... пустые слова...
Прежде чем ответить, Тривейн выждал несколько секунд.
– Пока мне это не по силам. Но если я возьмусь, вам придется благодарить за все майора Боннера. Или свою готовность подчиняться... Боннер сделал однажды наблюдение, которое поставило меня в тупик. Возможно, оно не ново, но он придал идее четкость. Он сказал, что я действую разрушающе, не предлагая конструктивных решений. Только разрушение, не разбираясь, что хорошо, а что плохо... Что ж, попробуем спасти хорошее...
– Нам нужна точность, – сказал Гамильтон.
– Хорошо... Вы устраняетесь, уезжаете из страны, а я принимаюсь за изучение альтернативного доклада и начинаю постепенную, неспешную чистку «Дженис индастриз». Никаких криков о заговоре, хотя он есть, никаких требований расправиться с вами, хотя следовало бы! В общем, никаких крушений и разрушений. Я уверен, что главная задача – это во всем разобраться и противостоять финансовому феодализму. Не будем больше беспокоиться по поводу исходных моментов, поскольку они будут устранены. Вы будете устранены.
– Слишком грубо, Тривейн.
– Вы пришли сюда, чтобы совершить сделку, Гамильтон. Вот я и предлагаю вам сделку. Вы – реалист в политике, а я – политическая реальность, так, кажется, вы выразились? Решайте. Лучшего предложения не дождетесь.
– Вы нам не ровня, школьник, – выдавил из себя Арон Грин. Но интонация не соответствовала жесткости его заявления.
– Конечно, нет. Не спорю. Да дело и не во мне. Я – только инструмент. Но благодаря мне миллионы людей узнают о том, что вы такое. И не в пример вам, я убежден, что будут сделаны соответствующие выводы.
Танец закончился. Музыка смолкла. Величавые реликты проследовали из зала современного суда со всем возможным в данной ситуации достоинством.
– Как вы думаете, это сработает? – спросил Викарсон.
– Не знаю, – ответил Тривейн. – Но не воспользоваться данным им шансом они не смогут.
– Вы действительно верите, что они устранятся?
– Увидим.
