Арлингтона мотеля «Последняя канава», возникшего с воплями из-за груды вещевых мешков:
– Я лучше взорву это чертово место, чем снова позволю им остановиться здесь! Подумать только, на парковочной площадке – и боевые танцы вокруг чертова костра! Все мои клиенты разбежались кто куда, не заплатив ни гроша за проживание в номерах!
– Ты не понял, малый! – раздалось ему в ответ. – Это были молитвенные песнопения! Что-то вроде мольбы о ниспослании дождя или о счастливом разрешении от бремени тех же, скажем так, шлюх!
– Вон отсюда! Вон!
После того как кладь была уложена внутри и на крыше автобуса, невероятные события продолжали следовать одно за другим в атмосфере, пронизанной дымом и вонью расплавленных восковых палочек.
– Видишь, парень, когда ты смешиваешь краски с воском и накладываешь их на лицо, они под действием твоего тепла начинают растекаться по всей физиономии. Бледнолицых бросает от этого в дрожь…
На глазах у шофера по лицу малого по имени Телячий Нос струйки ярких красок потекли словно слезы. Автобус налетел на дипломатический лимузин с флажком Танзании, однако отделался лишь вмятиной на бампере. Потом, свернув налево, он срезал боковое зеркало у другой машины, из которой, широко раскрыв глаза, воззрились в изумлении на своих выглядывавших из окна автобуса размалеванных собратьев черные джентльмены.
Бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум! – раздался басовитый рокот дюжины барабанов, а затем последовали фанатичные возгласы:
– Хэйя, хэйя, хэйя!
Хор быстро достиг исступленного крещендо. Голова шофера в такт барабанному бою моталась из стороны в сторону над рулем, как у петуха, охваченного порывом страсти. И вдруг, к несказанному облегчению водителя, бой барабанов и пение смолкли – по-видимому, по чьей-то команде.
– Я думаю, мы тут сфальшивили, парни и девушки! – закричал экстремист по имени Телячий Нос. – Это же вам не ночная свадебная церемония!
– А почему бы нам не исполнить «Болеро» Равеля?[205] – предложил мужской голос из заднего конца битком набитого автобуса.
– А какая разница? – послышался другой голос, на этот раз женский.
– Не знаю, – признался Телячий Hoc. – Повелитель Грома сказал только, что Бюро по делам индейцев пришлет в Вашингтон пару своих служащих, потому что никто нас там не ждет и не знает, зачем мы решили нагрянуть туда.
– Если это могауки, они нападут на нас! – крикнул, судя по голосу, престарелый член племени. – Легенда гласит, что всякий раз, когда начинал идти снег, они выбрасывали нас из вигвамов.
– Попробуем-ка исполнить песню-здравицу в честь солнечного восхода: это подойдет в любом случае.
– Какую, собственно, имеешь ты в виду, Джонни? – спросила еще одна женщина.
– Ну ту, похожую на тарантеллу…
– На тарантеллу она похожа только тогда, когда исполняют ее в быстром ритме Телуша, – пояснил раскрашенный воин, расположившийся на переднем сиденье. – Ну а если мы отдадим предпочтение адажио, то ее вполне можно будет сравнить с заупокойной Сибелиуса.[206]
– Попробуем опять эту песню в ритме балачи… Девушки, те, что в проходе, порепетируйте свою часть! И помните. Повелителю Грома нужно для телекамер несколько пар ног, но чтобы никаких поясов с подвязками: все должно выглядеть как можно естественней.
– На кой черт сдалось нам все это? – запротестовали мужчины.
– Ну, начинаем!
Вновь загрохотали барабаны и грянул многоголосый хор. Сидевшие в проходе женщины принялись самозабвенно отбивать такт ногами. Шофер упорно пытался сконцентрировать свое внимание на все увеличивающемся в округе Колумбия потоке автотранспорта. Но тут, на его беду, перевернулась стоявшая под горшком с кипящей ярко-красной краской спиртовка, и на девушке, пустившейся только что в пляс, загорелась вышитая бисером юбка. Молодые люди бросились к ней на помощь.
– Уберите от меня свои руки! – завопила возмущенно юная индианка.
Голова шофера дернулась конвульсивно, когда автобус налетел с ходу на пожарный гидрант и сорвал с него крышку. Струя воды, вырвавшись наружу, окатила находившиеся на улице Независимости машины и пешеходов. Согласно разработанным компанией инструкциям, водитель, попавший в подобный переплет, обязан был немедленно остановиться, связаться по радиотелефону с диспетчером и ждать прибытия полиции. Но данное требование фирмы, как заключил шофер, не имело к нему решительно никакого отношения, ибо автобус его был захвачен дикарями-террористами, залившими свои лица горячим окрашенным воском. До пункта назначения оставалось каких-то пять кварталов. И как только он освободится от облаченных в кожаные одеяния и увешанных бусами варваров, жгущих воск с краской и топающих что есть мочи своими ножищами, а заодно избавится и от их вещевых мешков и картонных транспарантов, так тотчас же помчится домой, первым же рейсом улетит с женою и единственным сыном куда-нибудь подальше от этого ужасного места. К счастью, их отпрыск был юристом, к тому же хорошим, и поэтому без работы он не останется. Не зря же помог он этому сорванцу окончить юридический колледж! Самому же ему пришлось тридцать шесть лет крутить баранку, развозя двуногих свиней. Но всему есть предел. И сейчас он ощущал примерно то же, что и в годы Второй мировой войны, когда воевал он во Франции. Кислокапустники нещадно бомбили их день за днем, и тогда генерал Хаукинз, возглавивший дивизию, изрек знаменитые слова, достойные этого великого человека: «Настанет время, солдаты, когда надо решать: смириться ли с судьбою или бросить ей вызов! И в этот нелегкий час я говорю вам: вперед, друзья! Покажем им, на что мы годны!»
И, о боже, они кинулись в атаку! И выиграли бой, как и предсказывал то славный их командир. Но здесь некого было атаковать. Вооруженного до зубов противника, грозящего тебе смертью, сменила свора психов, словно специально взгромоздившихся в автобус, чтобы свести его с ума! Как бы прожил он хорошо, плодотворно трудясь, эти тридцать шесть лет, если бы не чертов автобус. Что же касается данного момента, то он бессилен был что-либо сделать. Видать, оставалось лишь смириться с судьбою. Впрочем, как повел бы себя в подобной ситуации прославленный генерал Хаукинз? И водителю вдруг показалось, будто он знает, что сказал бы тот, окажись он в таком же положении.
«Если противник не заслуживает твоего внимания, ищи другого!» – произнес бы боевой генерал.
Шофер понимал, что заслуживающего его внимания противника в этой публике не найти.
Последним с автобуса сошел террорист, которого собратья его величали Телячьим Носом. Передавая шоферу крошечную монетку непонятного номинала, этот маньяк с чудовищными потеками красок и воска на лице так прокомментировал сей жест:
– Вождь Повелитель Грома велел вручить ее тому, кто доставит нас в нашу точку отсчета судьбы. Будь я проклят, если знаю, что значат эти слова. Но монета твоя, приятель!
Картонный транспарант, прибитый к палке, покачивался над правым плечом Телячьего Носа.
«Вот она, наша точка отсчета судьбы! Ничто уже не будет таким, как прежде, после того, как мы завершим операцию! Сейчас мы атакуем врага!» – именно так заявил во Франции генерал Маккензи Хаукинз сорок лет назад.
Шофер недоуменно разглядывал металлический кружочек, лежавший у него на ладони, и вдруг дыхание у него сперло. Это же была уменьшенная копия эмблемы их дивизии сорокалетней давности! Не знак ли то небес? Едва ли: они с женой давно уже перестали ходить в церковь. Утро воскресного дня неизменно посвящалось телепрограммам. Чувство гнева, которые вызывали у него выступления политиков, охлаждалось женою с помощью кувшина «Кровавой Мэри», сдобренной порцией табаско[207]. Славная она женщина, супруга его, что и говорить!
Старая дивизия, лучший из командиров, существовавших когда-либо… Иисусе, надо мотать отсюда! Странно как-то все это!
Шофер включил зажигание, завел мотор, нажал на акселератор и помчался по Первой улице, наблюдая в зеркале заднего обзора мчавшуюся за ним толпу с размалеванными лицами.
– Черт бы побрал вас! – крикнул он во весь голос. – Кончаю крутить баранку и отправляюсь с моей девочкой на запад! Возможно, что мы заберемся с ней так далеко, что это будет уже не запад, а восток! Найдется и нам местечко где-нибудь в том же, скажем, Американском Самоа!
