Ультиматум Борна

которым последовало стаккато выстрелов. Пули легко прошили тонкие панели-жалюзи вращающихся дверей.

Тишина.

Абсолютная неподвижность.

Тишина.

Это было слишком для взбешенного Хамелеона. Он клацнул затвором своего «АК-47», переключил режим стрельбы на автомат, придавил курок и, ворвавшись через двери, бросился на пол.

Тишина.

Другая картина из другого ада. Часть внешней стены взорвана, тучный хозяин и его повар, все еще в колпаке, мертвы, их тела лежат на нижних полках кухни, кровь стекает по дереву.

Борн медленно поднялся. Его ноги ломило, каждый нерв его тела ныл, он был на краю истерии. Словно в трансе, он смотрел вокруг сквозь дым и обломки, пока его взгляд не остановился на большом и зловещем листе коричневой бумаги, пригвожденном к стене тяжелым ножом мясника. Он приблизился к нему и, выдернув нож, прочитал слова, написанные черным карандашом:

Деревья Танненбаума сгорят, а на растопку пойдут дети. Спи спокойно, Джейсон Борн.

Зеркала его жизни разлетелись тысячей осколков. Ему оставалось только закричать.

Глава 31

– Прекрати, Дэвид!

– Боже, это бесполезно, Алексей. Сергей, держи его… Ты, помоги Сергею! Положите его на землю, чтобы я мог поговорить с ним. Нам нужно убраться отсюда как можно быстрее!

Двое русских догнали вопящего Борна и повалили его на землю. Он выбежал через пробитую в стене дыру и побежал в высокой траве в тщетной попытке найти Шакала, паля во все стороны из «АК-47», пока не опустел магазин. Сергей со вторым русским побежали за ним, последний отобрал у него оружие, и они вдвоем повели его, бьющегося в истерике, обратно к задней стороне изуродованного сельского ресторана, где их ждали Алекс и Крупкин. Оттуда они все быстро пошли к фасаду; там Хамелеоном снова овладела неконтролируемая истерия.

– Держите его! – рявкнул Крупкин. Два его помощника прижали Борна к земле. Офицер КГБ опустился рядом и сдавил рукой лицо американца за щеки, заставив человека из Тредстоуна, семьдесят один смотреть на него. – Я скажу это только один раз, мистер Борн, и если ты не усвоишь это, можешь оставаться здесь и принять все последствия! Но мы должны уйти отсюда. Если ты возьмешь себя в руки, мы свяжемся с нужными людьми из твоего правительства в течение часа. Я тебя предупредил, и могу заверить, что твои соотечественники смогут защитить твою семью – как мне описал ее Алексей. Но ты, сам, должен принять в этом участие. Либо ты возьмешь себя в руки, мистер Борн, либо отправляйся ко всем чертям. Какой твой выбор?

Хамелеон, борясь с прижимавшими его к земле коленями, выдохнул, словно испустил дух. Его взгляд сфокусировался, и он сказал:

– Уберите от меня этих идиотов.

– Один из этих идиотов спас тебе жизнь, – заметил Конклин.

– Я тоже спас жизнь одного из них. Мы в расчете.

Бронированный «Ситроен» мчался по сельской дороге в сторону шоссе на Париж. Крупкин по телефону в машине заказал в Эпернон команду для немедленного уничтожения остатков одной из русских машин. Тело убитого русского было аккуратно уложено в багажник «Ситроена». Официальный советский комментарий при необходимости будет следующим: два штатных дипломатических сотрудника нижнего уровня отправились на ленч в сельскую местность и попали в эту передрягу. На лицах нескольких убийц были натянуты чулки, других не было видно, когда сотрудники спасались через черный выход. Когда все закончилось, они вернулись в ресторан, накрыли жертвы и пытались успокоить женщин и одного выжившего мужчину. Они позвонили своему начальству и доложили о случившемся. Им было велено сообщить обо всем местной полиции и немедленно вернуться в посольство. Отношения между странами не должны пострадать от их случайного присутствия на французской криминальной разборке.

– Звучит так по-русски, – сказал Крупкин.

– Неужели этому кто-нибудь поверит? – удивился Алекс.

– Это не имеет значения, – ответил русский. – Эпернон провонял Шакалом. Взорванный старик, два террориста в чулочных масках – Сюртэ известны эти приметы. Если даже мы и были замешаны, то на правой стороне, и французы не станут выяснять причины нашего присутствия.

Борн сидел молча у окна. Крупкин был рядом с ним, напротив него на откидном сиденье располагался Конклин. Джейсон нарушил свое сердитое молчание, отведя взгляд от пролетавшего за окном пейзажа и ударив кулаком по подлокотнику.

– О боже, дети! – воскликнул он. – Откуда этот ублюдок узнал о Танненбаумском доме?

– Прошу прощения, мистер Борн, – вежливо сказал Крупкин. – Я понимаю, мне это легче сказать, чем вам слышать, но очень скоро вы свяжетесь с Вашингтоном. Я знаю кое-что о способности Управления к самозащите, и, уверяю вас, они чертовски эффективны.

– Не так уж и эффективны, если Карлос смог так далеко пролезть!

– Может, он и не пролез, – сказал русский. – Возможно, у него был другой источник.

– Не было.

– Никто не может точно это знать, сэр.

Они мчались по улицам Парижа под слепящим солнцем мимо изнемогавших от летней жары пешеходов. Наконец они подъехали к советскому посольству на бульваре Ланнес, проехали ворота – охранники козырнули, сразу узнав серый «Ситроен» Крупкина. Затем проехали по вымощенному булыжниками внутреннему двору и остановились перед внушительными мраморными ступеньками и скульптурной аркой, служившей входом.

– Будь неподалеку, Сергей, – приказал офицер КГБ. – Тебе придется в случае необходимости вести разговор с Сюртэ. – Затем, будто вспомнив, добавил, обращаясь ко второму помощнику, находившемуся рядом с Сергеем на переднем сиденье: – Без обид, юноша, но за долгие годы мой старый друг и водитель стал весьма опытным в подобных вопросах. Однако и для тебя тоже есть дело. Отправь тело нашего верного погибшего товарища на кремацию. В отделе внутренних операций тебе объяснят, какие бумаги надо оформить, – и он кивнул Борну и Алексу, чтобы они выходили из машины.

Оказавшись внутри здания, Дмитрий объяснил армейскому охраннику, что его гости не должны проходить металлодетектор, предназначенный для всех посетителей советского посольства. Немного отойдя, он шепнул по-английски своим спутникам:

– Можете себе представить, что будет, когда запищит сирена? Два вооруженных американца из дикого ЦРУ прогуливаются в стенах этого бастиона пролетариата? Святые небеса, я уже чувствую сибирский холод в яйцах.

Они прошли по богато украшенному в стиле девятнадцатого века вестибюлю к типичному французскому лифту с металлическими решетками; вошли в него и поднялись на третий этаж. Решетка открылась, и Крупкин продолжил, указывая дорогу.

– Мы воспользуемся внутренней комнатой для переговоров, – сказал он. – Вы будете первыми и последними американцами, увидевшими ее, поскольку это одно из немногих здесь помещений, не оборудованных подслушивающими устройствами.

– Ты бы не стал повторять то же самое на детекторе лжи, не так ли? – хмыкнул Конклин.

– Как и ты, Алексей, я давно научился обманывать эти тупые машины; но даже если бы и нет, в данном случае я бы с радостью так заявил, потому что это правда. Поверь, это чтобы защитить нас от нас самих. Теперь сюда.

Комната для переговоров была размером со среднюю сельскую столовую, но с длинным тяжелым столом и темной ореховой мебелью, громоздкими, но вполне удобными стульями. Стены покрыты глубоко- коричневыми панелями, неизбежный портрет Ленина висел на виду за стулом, стоявшим во главе стола, рядом с которым располагался удобный телефонный столик.

– Знаю, вам не терпится, – сказал Крупкин, направляясь к телефону. – Сейчас я организую