– Я не прикажу иначе. Спасибо, Сергей. Конец связи, – русский посмотрел на Конклина. – Старик, – сказал он. – Ты видел его.
– Лысый и все такое, – кивнул Алекс. – Он не дурак; он уже занимался этим раньше и знает, что за ним следят. Но не может уехать, потому что боится пропустить что-то важное, и если бы у него был телефон, на авеню Монтейн появились бы еще и другие.
– Шакал, – сказал Борн, шагнув вперед, и остановился, вспомнив приказ Конклина держаться подальше от окна.
– Теперь понял? – спросил Алекс, обращаясь к Крупкину.
– Конечно, – улыбнулся кагэбэшник. – Вот почему тебе понадобился лимузин из нашего посольства. После нашего отъезда Карлосу сообщат, что за нами был выслан дипломатический автомобиль, и зачем еще нам здесь быть, кроме как для допроса мадам Лавьер? Мало того, в моей святейшей компании был индивид высокого роста – возможно, Джейсон Борн – и другой, менее высокий и хромой индивид, что подтверждает версию о Джейсоне Борне… Наш нечестивый альянс, таким образом, установлен и обнаружен. И, очевидно, в течение нашего грубого допроса мадам Лавьер кто-то в пылу упомянул информатора Шакала на площади Дзержинского.
– О котором я узнал через Санчеса из «Сердца солдата», – промолвил Джейсон. – Значит, за Доминик есть надежный наблюдатель – один старик из армии стариков Карлоса, – чтобы удостоверять ее информацию… Должен сказать, Святой Алекс, твой змеиный мозг еще не утратил свою проницательность.
– Кажется, я слышу знакомого профессора… Я уж думал, он нас покинул.
– Покинул.
– Ненадолго, надеюсь.
– Отлично, Алексей. Ты еще в форме; можешь по-прежнему воздерживаться, если должен, как это мне ни прискорбно… Всегда нюансы, верно?
– Ну, не всегда, – возразил Конклин, покачав головой. – Как правило, это глупые ошибки. Например, нашей новой коллеге,
– Дай-ка поразмыслить, – сказал Крупкин. – Хотя ты и превосходил всегда меня в этой сфере, Алексей, я предпочитаю лучшее вино самым смелым мыслям, хотя последние – и в моей, и в твоей стране – неизбежно ведут к первому.
–
– Поверьте, они нам скажут, – ответил Борн.
– Как уже неоднократно сообщалось и повторялось в секретных кругах, – продолжил русский, – много лет назад мы натренировали в Новгороде ненормального, и много лет назад мы бы всадили ему пулю в лоб, если бы он не сбежал. Его методы, если их санкционирует какое-нибудь легитимное правительство, особенно такое, как две наши сверхдержавы, приведут к конфронтациям, которые ни один из нас не может допустить. Однако изначально он был настоящим революционером с большой буквы Р, а мы, держатели наследия революции, лишили его наследства… В его глазах это было большой несправедливостью по отношению к нему, и он никогда этого не забудет. Его всегда будет тянуть к материнской груди, потому что здесь он родился…
– Но вы отвергли его, – проронил Джейсон сухо, – и он хочет восстановить свою репутацию. Он хочет быть признан лучшим киллером, какого вы когда-либо тренировали. Его психопатическое эго стало основой всего, что нам с Алексом удалось достичь… Санчес говорил, что Шакал постоянно хвастался своими кадрами в Москве. «Всегда Москва, это его навязчивая идея» – так он сказал. Единственным конкретным человеком, о котором он знал – и то не по имени, – был
– Значит, Шакал думает, что формирует себе группу поддержки внутри нашего правительства, – заметил Крупкин. – Несмотря ни на что, он все еще верит, что сможет вернуться. Он действительно эгоистичный маньяк, но никогда не понимал русскую душу. Он может на какое-то время подкупить несколько циничных случайных людей, но они обеспечат свое будущее, а затем обернутся против него же. Никто не хочет оказаться на Лубянке или в сибирском ГУЛАГе. Потемкинская деревня Шакала сгорит дотла.
– Тем больше для него причин поспешить в Москву, попробовать убавить дровишек в костре, – сказал Алекс.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Борн.
– С разоблачением человека Карлоса на площади Дзержинского начнется пожар; он поймет это. Единственный способ предотвратить провал – поехать в Москву и сделать выбор: либо его информатор избежит службы расследования внутренней безопасности, либо Шакалу придется его убить.
– Я забыл, – перебил Борн. – Санчес еще кое-что сказал… Большинство русских на содержании Карлоса говорят по-французски. Ищите человека в Комитете, знающего французский.
Снова запищала рация Крупкина. Он достал ее и спросил:
– Да?
– Не знаю, как и почему, товарищ, – прозвучал натянутый голос Сергея, – но только что к подъезду подрулил посольский лимузин. Клянусь, я не понимаю, что происходит!
– Зато я понимаю. Я его вызвал.
– Но ведь все увидят посольские флаги!
– Включая, надеюсь, и бдительного старика в коричневой машине. Мы скоро спустимся. Конец связи. – Крупкин обернулся к остальным: – Машина подана, джентльмены. Где мы встретимся, Доми? И когда?
– Сегодня вечером, – ответила Лавьер. – Будет показ в «Ла Галери д’Ор» на рю де Парадис. Художник – молодое дарование, которое хочет стать рок-звездой или вроде того, но он сейчас в моде, и там будут все.
– Хорошо, вечером… Пойдемте, джентльмены. Несмотря на спокойную обстановку, следует быть очень внимательными на улице.
Поток людей двигался через столбы света под режущий слух аккомпанемент рок-группы, милосердно помещенной в боковой комнате, в стороне от главной галереи. Если бы не картины на стенах и лучи маленьких прожекторов, освещающие их, можно было бы подумать, что это скорее дискотека, чем одна из парижских художественных галерей.
Кивая направо и налево, Доминик Лавьер провела Крупкина в угол большой комнаты. Приятные улыбки, изогнутые брови и периодический смех служили фоном их тихой беседы.
– Старикам сообщили, что монсеньор будет отсутствовать несколько дней. Однако они должны по- прежнему искать высокого американца и его хромого друга и фиксировать, где их видят.
– Ты хорошо поработала.
– Когда я сообщила ему информацию, он не проронил ни слова. Но в его дыхании явно ощущалась ненависть. У меня мурашки по спине пробежали.
– Он уже на пути в Москву, – сказал русский. – Наверняка через Прагу.
– Что вы будете теперь делать?
Крупкин запрокинул голову, поднял глаза к потолку, имитируя смех. Опустив взгляд на нее, он ответил, улыбаясь:
– Теперь Москва.
Глава 33
Брюс Огилви, управляющий партнер «Огилви, Споффорд, Кроуфорд и Кохен», гордился своей самодисциплинированностью. Имелось в виду не только внешнее поведение и спокойствие, но и хладнокровие, с которым он встречал все свои глубочайшие страхи в тяжелые времена. Однако когда он приехал в свой офис около пятидесяти минут назад и услышал звонок своего секретного личного телефона, его кольнуло дурное предчувствие. Потом, когда он услышал сильный акцент советского генерального консула в Нью-Йорке, требующего немедленной встречи, ему пришлось отметить неожиданную пустоту в
