— Я ведь вам уже говорил, что очень чутко сплю.
— В самом деле? — Она хотела взглянуть на него сверху вниз, но для этого ей не хватало роста. — Кстати, а вы знаете, что храпите?
Он рассмеялся.
— Хороший удар, pequena. Ну так что, мы поиграем еще или займемся чем-нибудь серьезным?
И он начал показывать ей особые приемы, которым не научишься ни в какой школе, заставляя повторять их снова и снова.
Примерно через час Ралф объявил занятия оконченными, погасил свет и повел ее наверх, принимать ванну, даже не спросив, хочет ли она присоединиться к нему.
Возможно, если бы она была одна, ей и удалось бы расслабиться и насладиться водной процедурой. Но близость Ралфа притупила все остальные ощущения, заставляя ее напряженно воспринимать только его... как мужчину, любовника.
Стоило ей посмотреть на его губы, и тотчас оживали воспоминания о его поцелуях, о скольжении его языка и о чувственном изгибе его рта, когда он страстно овладевал ею.
Было нечто, что не давало ей полностью отдаться всем этим приятным и сильным ощущениям. Она не хотела испытывать в его объятиях радость жизни, не хотела радоваться его близости, всячески подавляя свою чувственность, которую он с такой легкостью мог возбудить в ней в любую минуту.
Вероника понимала, что у нее нет причин любить его. Но, помимо ее желания, в нем было нечто такое, что проникало не только в сознание, но и овладевало ее душой...
Хороший секс, внушала она себе. Очень хороший секс. Не путать ни с чем другим.
Она для него ничего не значила. Nada[10]. Новая сексуальная игрушка, больше ничего. А все новые игрушки имеют свой срок использования, быстро приедаясь. Об этом надо постоянно помнить. Пройдет еще четырнадцать месяцев, и долг будет выплачен полностью.
Нельзя давать воли чувствам. Она повторяла это про себя как восточную мантру.
— Вероника, кажется, школьный семестр заканчивается в конце этой недели, — заговорил Ралф. — Верно?
— Да. Потом будут двухнедельные каникулы.
— В воскресенье я на несколько дней полечу в Сан-Франциско. Вы поедете со мной. Надеюсь, вы уже получили взрослый паспорт?
— Да. — Она постаралась остыть. — Я не уверена, что путешествия входят в условия нашего соглашения.
Его взгляд стал твердым, выражение лица — загадочным.
— Просто это не упоминалось особо.
Как все это понимать? Он что, хочет, чтобы она неотлучно была при нем?
— У вас такое выразительное лицо, — лениво проговорил он. — На нем все написано.
— Зато ваше лицо — книга за семью печатями.
— Вас это беспокоит?
— Да, — сказала она раздраженно. — Поскольку это дает вам некоторые преимущества.
Она потянулась и взяла полотенце, затем быстро встала и одним движением укуталась в него.
Ралф позволил ей уйти, и, когда он вошел в спальню, она сидела на пуфе возле туалетного столика с карандашом в руке и делала какие-то выписки из юридического справочника.
Подняв глаза, Вероника увидела его рядом с собой.
— Мне нужно поработать. Если вам мешает свет, я спущусь вниз.
— Надолго?
Вероника нахмурилась.
— Простите?..
— Я спрашиваю, надолго ли вы удалитесь вниз, — терпеливо повторил он.
— Минут на пятнадцать, двадцать.
— Двадцать минут? Да за двадцать минут можно переписать весь этот справочник. Долой все книги!
Вероника напряглась, готовясь нанести ему удар, только бы кулак попал в нужную точку.
— Даже и не пытайтесь, — усмехнувшись, мягко предостерег ее Ралф.
Она подняла голову и вперила в него гневный взор.
— Я хочу пойти вниз. — Она сдернула с постели покрывало, обмоталась им, но обнаружила, что в этом одеянии не может передвигаться достаточно быстро. — Пропустите меня.
— Заканчивайте свои занятия здесь, дорогая.
— Вы невыносимы.
— Что поделаешь. Не вы первая мне это говорите.
— Я запросто могу... — Она запнулась и не договорила.
— Что, pequena?
Вероника обернулась и раздраженно взглянула на него:
— Ударить вас! — процедила она сквозь зубы, еще больше разозлясь при звуках его тихого смеха.
— Существуют более утонченные способы наказания.
— Да, но вы для них человек недостаточно утонченный!
— Из ваших двадцати минут несколько уже прошло.
С губ Вероники едва не сорвалось весьма грубое ругательство, но она сдержалась, села на прежнее место и вернулась к своим записям.
Ралф прилег на кровать, закинул руки за голову и наблюдал за ней. Ее ручка быстро бежала по странице блокнота. Он спросил себя, знает ли она, как трогательна ее привычка прикусывать подчас нижнюю губу.
Пряди ее белокурых волос упали вперед, и ему страшно хотелось отвести их ей за ухо.
Вот сейчас встанет и пойдет натягивать свою футболку. Легкая улыбка коснулась его губ при мысли о том, что она ответила бы, если бы он позволил себе высказаться по этому поводу.
Те женщины, которых он знал, щеголяли перед ним в дорогом шелковом белье или в чем мать родила, стремясь возбудить и подогреть его интерес.
Он прикрыл глаза и сосредоточился на текущих делах, на подготовке нескольких сделок, которые, если все пойдет по плану, могут существенно увеличить его состояние.
Вероника перевернула последнюю страницу справочника, сведения из которого могут пригодиться ей завтра на уроках. Закрыв блокнот, она собрала в сумку все, что ей потребуется в школе, посмотрела на часы, затем перевела взгляд на человека, лежавшего перед ней.
Вообще-то... Она смотрела на него беспомощно, с каким-то странным смешением покорности и негодования. Он проявил сегодня столько нетерпения из-за того, что она задержалась с подготовкой к урокам!
Лицо спящего любовника зачаровало ее, и какое-то время она стояла, рассматривая, как искусно природа изваяла эти черты — в меру широкие скулы, волевой подбородок, прямой с легкой горбинкой нос... И еще этот чувственный изгиб линии рта, который ей так нравится.
Интересно, что он сделает, если она обведет кончиком пальца очертания его губ?
В этот момент глаза его открылись, и он совсем не сонным голосом спросил:
— Ну, как, Вероника? Вы закончили свои труды?
Неужели он не спал и знал, что она его рассматривает? Вероника надеялась, что это не так.
— Да, закончила.
— Прекрасно.
Он лениво улыбнулся, протянул руки, привлек ее к себе и одарил поцелуем, который сочетал в себе нежность с обещанием страсти.
Всегда ли так будет? — с тревогой спросила себя Вероника, подчиняясь его властному призыву. Его прикосновения разжигали ее чувственность, таинственным жаром проникая в кровь и заставляя забыть обо всем на свете и желать только одного — его любви, его близости.
И он овладел ею. Любовь на этот раз творилась долго и медленно, и оба снова пришли к завершению
