— Ты сама говорила, что раздевала его, когда он промокал до самых подмышек, — сказал парень.
— Не говорила я тебе этого. Было другое, но я не делаю из этого секрета, я рассказала маме. Часто, когда я стаскивала с него одежду, он говорил мне: «Ложись на край кровати рядом со мной, моя маленькая. Зачем тебе спать на торфяной куче в сарае?»
— Хотя я и мало смыслю в таких делах, — заметил парень, — не верится, чтобы такой мужик, как Бьёрн из Лейрура, заполучив в кровать девчонку, оставил ее в покое.
— Я тоже мало чего знаю. Только он не трогал меня. Правда, рядом с ним на меня нападала усталость и сонливость, и я не помпю, что бывало после того, как я ложилась.
— А он не прикасался к тебе?
— Только один раз, во сне, он толкнул меня невзначай. Но я отодвинулась и проснулась, точно мне приснилось что-то. И опять мигом уснула. Больше я ничего не замечала за ним, кроме того, что он большой и сильный. Представь себе, я редко спала так крепко, как со стариком. Никогда я не слыхала, когда утром он перелезал через меня и уезжал.
Юноша с сомнением рассматривал девушку.
— Как мужчине понять женщину! Нет более разных созданий на земле. Нужно либо верить, либо не верить. Я решил верить тебе, Стейнбьорг. А теперь мне пора. Нет больше времени. Спасибо за лепешку и сыворотку…
— И деньги, Йоуи, — добавила девушка. — Золотой. Хорошо, что я могу вознаградить тебя за то, что не разрешила тогда сесть на Крапи. Теперь-то лошадь при дворе короля и зовут ее Пусси.
— Не стоит вспоминать об этом. До свиданья. Я возьму твою монету в залог будущего. Спасибо.
Она смотрела на него, преисполненная благодарности за то, что он пришел, и тоски, потому что ему нужно уезжать так скоро. Она не удержалась, чтобы не сказать:
— Мне кажется, что за это короткое время ты стал больше и сильнее.
— Это благодаря лепешке и сыворотке, — сказал он. — И маслу из кадки.
Она смотрела, как он наклоняется, чтобы пройти в дверь, и чувствовала, что разочарована. Вдруг он обернулся в темном проеме дверей и подошел к ней, взглянул смущенно, собираясь что-то сказать.
— Ну что? — спросила она и улыбнулась, сильно покраснев.
— Я хотел лишь спросить, — сказал он, — такой золотой был только один?
Она задумалась, потом догадалась, что он имеет в виду. Улыбка исчезла с ее лица.
— Подожди-ка…
Она вытащила из узелка несколько красивых серебряных монет.
— Пожалуйста, — сказала она. — Возьми. Отцу наверняка не понравится, если он увидит их у меня.
Парень взял серебро и сказал, что это тоже неплохо.
— Но, — добавил он, — я хотел бы знать, не было больше золотых?
Она посмотрела на него удивленно. Вдруг ей пришла на ум мудрая фраза, вернее, ничего не значащая болтовня старого Бьёрна из Лейрура.
— Женщина получает золото только один раз, — сказала она, — а потом уже серебро.
— Ах, вот как! Так я и думал. Ты распрощалась с тем, что дороже золота.
Глава тринадцатая. О королях и царях
Стейнар из Лида не вернулся с последним осенним пароходом. Жена не видела иного выхода, как только обратиться к пастору; и она отправилась к нему.
— Я пришла к вам потому, что ближе всех к Провидению стоите вы, даже ближе, чем судья. Как вы думаете, жив мой муж?
Пастор ответил, что, хотя последний пароход и не привез сейчас сюда крестьянина, о его смерти не было известно к тому моменту, когда пароход отходил из Копенгагена.
Женщина спросила:
— Значит, можно предположить, что он умер?!
Пастор ответил:
— Гм! Как сказать — в прямом смысле, возможно, и нет.
Женщина сказала:
— Я спрашиваю вас потому, что невежество мое безгранично и, пожалуй, никогда я не была так глупа, как сейчас. Ваша же мудрость велика. Ответьте мне, может ли статься, что он умер?
— Это вполне могло случиться, — ответил пастор.
— Вы считаете, что это именно так? — Женщина устремила взор в пространство, и слезы застлали ее глаза.
— Ну может, и не совсем так, — сказал пастор.
— Не очень-то весело быть неразумной женщиной, — сказала жена Стейнара. — Я прошу вас отнестись снисходительно к моему вопросу: если мой муж, Стейнар, не умер или, быть может, не умер в прямом смысле, что же тогда значится в церковной книге? И, наоборот, если что-то говорит за то, что он умер, пусть даже и не в прямом смысле, сколько в таком случае с нас причитается слез?
— Я знаю, что все зависит от слез, моя дорогая, — сказал священнослужитель. — Крупные ли они и сколько их… В этом случае я хотел бы сказать, гм… Не отложить ли нам этот разговор до весны?
Затем священник наклонился и шепнул:
— Я слыхал, люди поговаривают, будто твой муж, Стейнар, снюхался с мормоном. Он повстречал его тем летом, когда приезжал король. Кое-кто говорит, что именно он освободил мормона, когда того привязали к камню.
Ближе к рождеству, когда слезы в Лиде уже не походили на отдельные льдинки, а превратились в сплошную ледяную глыбу, пришло письмо от отца. Оно было написано в Копенгагене в конце октября и отправлено с осенним пароходом. Но, когда оно прибыло в страну, никто не торопился доставить его по назначению. Это был замусоленный, скомканный клочок бумаги, побывавший во многих руках.
— Много рек на пути в Лид с востока, — сказала жена крестьянина. — Добрые вести идут долго, но все-таки доходят. Дурные вести приходят всегда на день раньше.
Непредвиденные обстоятельства, писал крестьянин, помешали ему вернуться домой осенним пароходом, как он собирался. Теперь поздно описывать новости, разве только рассказать для забавы несколько слов о шкатулке да, пожалуй, коротко описать встречу с Крапи. Потом следовало воздаяние должной благодарности Спасителю, наставлявшему автора письма на всем его пути, начиная с того самого часа, когда он покинул дом, до того момента, когда он писал это письмо.
А сейчас будет рассказано о том, как он приехал в Шотландию. Здесь его встретили королевские чиновники в позументах. Они рылись в мешках, проверяя, нет ли недозволенных товаров. Когда они увидели спальный мешок Стейнара, то спросили, что там. Он ответил им: моя постель. Они потрогали мешок и поинтересовались, что там внутри. А там была шкатулка, о которой шла речь раньше. «Это что за адская машина?» — спросили они и захотели открыть ее. Но легко сказать, а нелегко сделать! Тогда крестьянин вытащил «Стихотворение о том, как открыть шкатулку», показал, что надо сделать, и шкатулка тут же открылась. Тогда они спросили, сколько он хотел бы получить за эту штуку, но он ничего не ответил и закрыл шкатулку. Тут стали сбегаться чиновники, приходили все новые и новые и чином все выше и выше, и цена шкатулки все росла. Наконец пришел самый главный начальник шотландской таможенной службы и предложил английское золото, да столько, что можно купить две коровы. Он тоже попытался открыть шкатулку; рассматривал ее, нажимал на разные кнопки, ибо, кажется, он сообразил, что шкатулка открывается без ключа. Но, чем больше он нажимал на кнопки, тем недоступнее казалась ему шкатулка. Тогда крестьянин попросил переводчика сказать, что шкатулка открывается лишь только с помощью стихотворения. За стихотворение, сказал главный начальник, ты получишь золота на целую корову. Но, посмотрев на стихотворение, он растерялся. Тогда Стейнар похлопал важного господина по плечу и сказал, что, хотя их английская королева — сокровище из сокровищ, все же британскому королевству не под силу
