— Ну, что же, для начала поцелуй меня… — ее губы оказались такими же теплыми и сладкими, как и ее имя. — А теперь обними меня вот так. — Ее кожа была блестящей и нежной, как воск.
— О, Кловерелла, какая ты гладкая, вот здесь, потрогай…
— Ох, Джон Джозеф, из тебя получится чудесный любовник.
Он засмеялся от восторга: его охватило непередаваемое чувство, когда девушка скользнула вниз и оказалась лежащей перед ним на траве. Юноша никогда прежде не испытывал такого счастья, как сейчас, когда он сбросил с себя остатки одежды, и Кловерелла, увидев это, издала радостный возглас.
Джон Джозеф опустился рядом с ней на колени со словами:
— Надеюсь, что не разочарую тебя.
— Если ты разочаруешь меня на этот раз, тебе еще представится случай поправить дело.
— И сколько таких случаев у нас впереди?
— Это уж как ты скажешь, в конце концов, ты здесь хозяин.
Больше он говорить не мог. Он разом забыл обо всех своих тревогах, о замке Саттон, о долгах своего отца; все растворилось в необузданной страсти чувственных утех. Первый раз в жизни женское тело позволило испытать ему настоящее блаженство, невинное и греховное одновременно. Но в этот момент он почему-то подумал о девушке из своих снов и о том восторге, который им однажды будет суждено разделить вдвоем.
— Это превосходно, генерал Уордлоу. Это просто великолепно!
— Неужели? Могу сказать, что я вполне доволен. Ты хорошо потрудился, Джон. Очень хорошо.
Генерал стоял спиной к свету, лившемуся из окна кабинета старшего учителя, и в некотором замешательстве вглядывался в лицо наставника Джекдо.
— Да, сэр, вам следует гордиться им. Могу честно сказать, что я никогда не видел четырнадцатилетнего мальчика, добившегося таких успехов, как ваш сын. Когда он приехал в Винчестер, то уже достаточно бегло говорил по-испански, а теперь к этому добавились французский, немецкий и итальянский. А со следующего семестра он начнет учить еще и русский. Ваш сын — украшение нашей школы.
— Никогда не подозревал в нем таких способностей.
— Это природный дар, генерал. Настоящий природный дар.
Они говорили о Джекдо так, словно его не было в этой комнате, и, в конце концов, он вынужден был сказать: «Благодарю вас, господа», — чтобы привлечь внимание хотя бы одного из них.
Оба они повернулись и в один голос произнесли:
— Мы вами гордимся, молодой человек. — Они не смогли бы сказать это лучше, даже если бы тренировались говорить хором.
Джекдо поклонился с серьезным видом, и генерал впервые в жизни взглянул на своего сына другими глазами. До сих пор, думая о Джекдо, он всегда презрительно прибавлял в своем уме к имени мальчика слово «калека».
— Ну, что ж, Джон, должен сказать, что решение послать тебя в Винчестер пошло тебе на пользу. Я так и знал, что эта школа пробудит твои добрые задатки.
— Способности к языкам всегда были при нем, генерал, — одобрительно сказал наставник. — Они проявились бы в любом случае, в какую бы школу он ни попал.
— Но Винчестер изменил его к лучшему. До этого у него голова была забита всяким вздором, доктор Фиске. Он просто спал на ходу. Два года назад я за него очень беспокоился.
— А что с ним было?
— Он все время мечтал о каких-то мистических вещах.
Доктор Фиске непонимающе взглянул на генерала, но тут вмешался сам Джекдо:
— У меня были предчувствия, сэр, а мой отец считал, что это — нездоровые явления.
Наставник кивнул и не произнес ни слова.
— Что бы там ни было, надеюсь, все уже позади, — поспешно произнес отец мальчика. — Сейчас приходится думать о серьезных вещах, правда, Джон? Подумать только — французский, немецкий и итальянский, — и все за такой короткий срок.
Генерал, прищурившись, поглядел на сына, и снова в глаза ему бросились черная прядь волос на лбу и блестящие, как драгоценные камни, глаза.
— Ты подрос и стал похож на свою мать, — сказал он.
— Она не смогла приехать? — полуутвердительно, полувопросительно произнес наставник.
— У нее небольшое недомогание. В общем, ничего страшного, — но, заметив, как нахмурился Джекдо, тут же добавил: — Легкая простуда, тебе не о чем беспокоиться. Ну, что ж, мне пора. Так держать, мой мальчик.
Отец ушел, а Джекдо продолжал молча стоять, не двигаясь с места и глядя на своего учителя.
— Расскажи мне о своих предчувствиях, — внезапно попросил наставник.
— Нет, лучше не стоит, сэр.
— Они что, очень личные?
— Да, сэр.
Как он мог говорить о чем-то, чего и сам до конца не понимал, даже этому человеку, которого он так любил, — человеку, который раскрыл перед ним удивительный мир языков?!
— Мне можно идти, сэр?
— Да, Уордлоу, вы свободны.
Джекдо снова поклонился с несколько комичной торжественностью и отправился в свой дортуар, который сейчас был пуст: все мальчики были с родителями и учителями.
Джекдо сел на кровать и извлек из недр самого вместительного кармана своей куртки старый зеленый шарик, который когда-то помог ему перенестись в волшебный мир, где возле реки играли смеющиеся обнаженные дети. С тех пор, даже во сне, он ни разу не видел ту девочку с огненными волосами. Казалось, после того невероятного происшествия она навсегда исчезла из его жизни.
Джекдо пытался понять, не утратил ли он свой дар ясновидения. А вдруг то ужасное видение с захлопывающейся крышкой гроба оказалось самым тяжелым для его сознания? Эту картину он увидел в игре света на поверхности блестящего медного кувшина, висевшего на кухне замка, в ту ночь, когда исчез Сэм Клоппер, и он понял тогда, что мальчик умер. Но когда люди из поместья искали Сэма в лесу и в реке, Джекдо ничем не мог помочь им: древняя сила покинула его.
Теперь он почти по привычке поднес стеклянный шар ближе к глазам. В ту же секунду, словно ответ на вопросы, которые он задавал себе, перед ним предстала Хелен, и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она борется за жизнь.
Он видел ее бледное лицо на кружевной подушке, похолодевшее и влажное от пота, слышал ее хриплое свистящее дыхание. Над ней в тревоге склонился доктор, прижимаясь ухом к сердцу, ощупывая ее тонкое детское запястье. Потом доктор выпрямился и покачал головой. Джекдо вскочил на ноги, немедленно поняв, что он должен предпринять.
— Останови карету генерала Уордлоу! — крикнул он какому-то испуганному младшекласснику, с которым столкнулся в дверях. — Давай, поживей, что ты, не видишь, что я хромаю?
Впрочем, несмотря на свою хромоту, он не отставал от мальчика. Лошади генерала попятились, наконец, назад и остановились.
— Что, черт побери, здесь происходит? — У генерала даже бакенбарды встали дыбом от возмущения.
— Мама, сэр, она умирает!
— Что?
— Она умирает.
Не тратя времени на дальнейшие объяснения, сын, опершись здоровой ногой о колесо, залез в карету.
— Что, об этом пришло известие в школу?
— Да, — кратко ответил Джекдо. — Да, пришло. — Он разъяренно уставился на отца. — А теперь поехали, сэр. Быстрее.
— Но…
