гладко до тех пор, пока он не попросил Энн повторить слова, которые навечно связали бы ее судьбу с Элджи. Тут она на мгновение задумалась, вспомнив о том, как ей уже дважды пришлось приносить ту же самую клятву: первый раз — на гражданской церемонии в Париже, когда она носила под сердцем Джорджа и с трудом скрывала под пышным платьем беременность; второй раз — в церкви Туикнама, на следующий день после крещения Джорджа, когда она надела свадебную диадему Уолдгрейвов и стояла перед алтарем, ярко освещенная солнцем, рядом с неотразимым графом, и слушала радостные приветствия крестьян.
И, вспомнив об этом, она скосила глаза и взглянула на Элджи. Она знала старую поговорку, гласившую, что мужчины и женщины всегда выбирают в пару похожих на себя людей… но в ее случае все оказалось совсем не так. Сейчас рядом с ней стояло преданное любящее существо, розовое от радости и веселое, как щенок — настолько был счастлив Элджи, что первый раз в жизни вступает в брак. Графиня с горечью припомнила, как долго не хотел граф жениться на мисс Энн Кинг, и только существование двух маленьких бастардов заставило его решиться на этот шаг. При этой мысли, когда Элджи уже обеспокоенно взглянул на нее, графиня подарила ему очаровательную улыбку и отчетливо повторила слова обета.
После все расселись по каретам и отправились на Генриетт-стрит, где Риверс и прочие слуги радостно приветствовали мистера и миссис Элджернон Хикс. Затем все сели завтракать. Жених и невеста восседали во главе стола, по правую руку от новобрачной сидел Джордж, рядом с ним — красивая еврейка, а справа от нее — Джей-Джей.
— Ну, дорогая моя, — при первой же возможности обратилась к молодой еврейке графиня, — я не имела чести быть с вами знакомой. Прошу вас, представьтесь.
Девушка очень грациозно приподнялась и присела в глубоком реверансе; когда она улыбнулась, на лице ее появилось слегка кокетливое выражение.
— Фрэнсис Брэм, леди Уолдгрейв. Простите, что я не представилась прежде, но мне показалось, что вам было не до меня, — произнесла она.
На ее лице снова появилась улыбка, и все присутствующие не смогли не заметить, что девушка просто неотразима.
— Брэм… — повторила графиня, слегка нахмурившись.
— Мой отец, миледи, — Джон Брэм, певец.
Энн перестала хмуриться и произнесла:
— Какое счастье иметь столь выдающегося отца. Брэма знали все, даже те, кто не увлекался музыкой.
Рано осиротевший сын немецких евреев, он в детстве продавал на улице карандаши, чтобы заработать себе на жизнь, но ребенок был так талантлив, что его пение в синагоге привлекло внимание самого Леони, и мальчик появился в Ковент-Гарден еще до того, как у него начал ломаться голос. Энн считала, что этому тенору улыбнулась судьба, но теперь он многое потерял из-за двух неудачных капиталовложений — в постройку театра Сент-Джеймса и колизея в Риджентс-парк. Она слыхала, что Брэм был вынужден вернуться на сцену и давать концерты, поскольку влез в огромные долги. Теперь она пыталась понять, что же общего может быть у его дочери с Джей-Джеем. Возможно, мисс Брэм не интересовалась деньгами, и ей просто хотелось продвинуться по социальной лестнице?
Когда Фрэнсис Брэм снова села, она взглянула на графиню так, словно прочла ее мысли, и огромные темные глаза сверкнули таинственно и слегка насмешливо. Графиня заметила, что Джей-Джей и Джордж немедленно заговорили с девушкой, а потом все вместе от души рассмеялись. Энн внезапно поняла, что эта дочь оперного певца добилась того, чего не смогла добиться она сама: братья в ее присутствии вели себя безупречно, а Джей-Джей, казалось, вообще стал ручным.
— Джордж, — произнесла Энн, — надеюсь, ты пригласишь меня и своего отчима в Строберри Хилл, — она понизила голос. — Надеюсь, кроме тебя, там сейчас больше никого нет.
— Никого, мама. Те дни уже миновали.
Он украдкой взглянул в затылок Фрэнсис Брэм, где черные завитки волос оттеняли молочную белизну шеи.
— Очень рада это слышать. Хотелось бы думать, что наша семья снова сможет воссоединиться.
Граф взял мать за руку и ответил:
— Мне тоже бы этого хотелось. Впредь я постараюсь быть тебе хорошим сыном.
«Надолго ли?» — подумала Энн и слегка кивнула красавице-еврейке. Ибо несмотря на нежный возраст мисс Брэм, — Энн сомневалась даже, исполнилось ли ей восемнадцать, — она уже по всем признакам была весьма решительной молодой женщиной.
Джордж принял это движение головы за намек на то, что пора подняться и произнести тост за здоровье жениха и невесты, на что Элджернон ответил шумными и многочисленными благодарностями. Затем для Энн настало время переодеваться в дорожное платье для путешествия в Гастингс, где они с Элджи намеревались провести медовый месяц.
Аннетта и Кэролайн отправились наверх, а вслед за ними Горация и Ида Энн. Но на лестничной площадке Горация слегка помедлила и повернула, голову, чтобы еще раз полюбоваться на портрет Джона Джозефа на фоне старинного замка. Синие глаза молодого человека смотрели куда-то мимо зрителя, не так, как на большинстве портретов, и Горация поднялась на несколько ступеней, пытаясь поймать его взгляд. Но ничего не вышло: Фрэнсис Хикс сумел в точности передать выражение глаз человека, вглядывающегося куда-то вдаль, погруженного в свои раздумья и не заботящегося о посторонних наблюдателях.
— Горация, — обратилась к ней Кэролайн, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности, — что вы делаете?
— Хочу возобновить знакомство с вашим братом. Как у него дела?
— Я давно не получала от него вестей. Думаю, он до сих пор в Венгрии.
— Когда же он собирается приехать домой?
Кэролайн засмеялась:
— Что за непослушное дитя! Ну, откуда мне знать? Да вы, кажется, решительно настроены встретиться с ним?
И тут, к ее удивлению, Горация покачала головой; ее чудные волосы струились шелковыми волнами.
— Не знаю. Я предпочла бы просто мечтать о нем и глядеть на его портрет, чем встретиться с ним лицом к лицу и обнаружить, что ему безразлично мое существование.
— Я уверена, что он не останется безразличным, — ответила Кэролайн, глядя на изящный профиль своей собеседницы.
— Кто знает? А почему он здесь такой печальный, Кэролайн?
— Несколько лет назад он был безумно влюблен… и потом, я думаю, он беспокоится о замке Саттон.
— Об этом особняке? Но почему?
— На нем лежит древнее проклятие… по крайней мере, так говорят.
— Правда? Какая прелесть!
— Да, в каком-то смысле. Но не для хозяина замка и не для его наследника.
— Вы имеете в виду вашего отца и Джона Джозефа?
— Да.
Горация повернулась и снова взглянула на портрет.
— Да, теперь я вижу, — произнесла она. — Дом здесь кажется таким маленьким, но на самом деле это ведь не так? В действительности он должен быть огромным.
— Он самый огромный и мрачный из всех особняков, что мне доводилось видеть за всю мою жизнь, — ответила Кэролайн, и с этими словами она повернулась и двинулась вверх по лестнице.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Месяцы летели незаметно один за другим. Дождливый короткий февраль, когда Энн Уолдгрейв вышла замуж за Элджернона Хикса, сменился ветреным мартом. Затем, совсем неожиданно, наступил апрель, и над
