Миссис Уэбб Уэстон, которая пила чай на кухне и пропустила все самое главное, снова разрыдалась (к счастью, Фрэнсис уже успел восстановить контроль над своими чувствами), и ее пришлось отпаивать бренди. Но самое сильное впечатление это событие оказало на ее мужа. Чтобы увидеть своего внука — первого из родившихся в Англии — он сделал отчаянную попытку сесть в кровати. А когда Фрэнсис помог ему приподняться и подложил ему под спину подушки, он впервые за четыре месяца заговорил:
— Хороший… мальчик. Чудесные… новости. Какая… радость. Прощайте…
Этой же ночью он скончался.
На следующее утро Мэри и Матильда прибыли из Парижа, но было уже слишком поздно. Впрочем, они смогли, по крайней мере, присутствовать на похоронах; от Джона Джозефа же не пришло никаких вестей, так что в конце концов мистера Уэбб Уэстона пришлось предать земле, не дождавшись его единственного сына.
Он приехал на неделю позже, запыленный и усталый с дороги и совершенно убитый горем из-за того, что не смог попрощаться с отцом. Его часть находилась на задании за пределами Вены, так что письмо Кэролайн пришло к нему на две недели позже, чем предполагалось.
— Ты останешься в армии? — спросила Мэри, когда он наконец немного пришел в себя.
— Конечно. А почему бы и нет?
— Ты теперь хозяин замка Саттон.
— Я поручу его агентам. Чем меньше мне придется иметь с ним дела, тем лучше.
— Ты все так же его ненавидишь?
— Даже больше. Он разъедает мое сердце, как язва.
— Почему?
— Я чувствую вину.
— Не понимаю.
Джон Джозеф отвернулся и сказал:
— Это все очень сложно. Я чувствую, что виноват в том, что замок разграбили по нашему недосмотру. И в то же время я не в состоянии вернуться жить в этот дом. Я построил новую жизнь вдали от него, — так же, как и ты. И я хочу, чтобы все так и оставалось.
— Джон Джозеф, — произнесла Мэри хорошо знакомым брату властным тоном, — ты должен сказать мне правду. Ты счастлив?
— Нет. Но не могу сказать, чтобы я был несчастен. Я чувствую только пустоту, ничто.
— Но почему, во имя Неба?
— Потому что моя душа умерла… пускай тебе это покажется чересчур драматичным, но это так. Я умер в тот день, когда она вышла замуж.
— Что? — Мэри не верила своим ушам. — Ты до сих пор думаешь о Маргарет Тревельян? Об этой шлюхе? Ты, должно быть, не в своем уме.
— Ты права.
— Почему ты не найдешь себе жену и не выбросишь все это из головы?
— Я не знаю.
Мэри порозовела от возмущения.
— Ну, — произнесла она, — за всю свою жизнь я не слышала ничего более дурацкого. Ты — просто круглый идиот! Я привыкла уважать тебя, Джон Джозеф, но это уж слишком. Помнишь, как мы с тобой пили за будущее, когда плыли во Францию на пароходе? Помнишь, какой тост мы произнесли? И ты так ничего и не сумел! Может быть, внешне ты и вправду начал новую жизнь, но твоя душа до сих пор прикована к этой женщине. Должно быть, именно так на тебя и подействовало проклятие замка. Оно превратило тебя в дурака.
И с этими словами Мэри сердито топнула ножкой и выбежала из комнаты. Но ярость, которую пробудил в ней ее брат, угасла не скоро. По пути в Лондон, куда вся семья отправилась, на оглашение завещания мистера Уэбб Уэстона, Мэри не сказала Джону Джозефу ни единого слова, так же как и в конторе стряпчего. И только когда они все собрались у Хиксов за чаем, совершенно обессилевшие от напряжения последних недель, лед слегка оттаял, и Мэри передала брату ломтик ветчины.
Но все же атмосфера оставалась накаленной, и Кэролайн очень обрадовалась, когда в прихожей зазвенел колокольчик, что означало приход посетителя. Риверс вошел в комнату и почтительно объявил:
— Мадам, вас хочет видеть леди Горация Уолдгрейв.
— О, прекрасно. Будьте так добры, Риверс, проведите ее в гостиную.
Но уже было слишком поздно! В вихре лент и мехов пелерины, раскрасневшаяся от холода, Горация уже ступила на порог столовой.
— Кэролайн, прости меня, — сказала она. — Я только что узнала, что у тебя родился ребенок, и подумала, что должна… — тут она осеклась, глаза ее расширились от удивления, а рот слегка приоткрылся, когда она увидела поднимающегося из-за стола Джона Джозефа. — О, Боже мой, да ведь это Солдат Удачи! — воскликнула она.
Они стояли, глядя друг на друга в полной тишине, которая, казалось, затянулась на целую вечность, хотя в действительности продолжалась не более минуты. Джон Джозеф думал, что перед ним стоит самая прекрасная девушка из всех, что ему доводилось видеть, совсем юная, невинная и беззащитная и, к сожалению, принадлежащая к высшему свету, так что у него не оставалось надежды соблазнить ее.
И какие-то из этих мыслей, несмотря на то, что Джон Джозеф был искушен в светских манерах, не остались незамеченными, ибо молодой человек увидел, что щеки леди Горации превратились из розовых в пунцовые. Она влюбилась в Джона Джозефа с первого взгляда. Но у нее хватило здравого смысла и присутствия духа, чтобы все же присесть в легком реверансе, отвернуться и завершить начатую фразу.
— Я подумала, что должна навестить тебя и принести малышу подарок. Но я не знала, что у вас сейчас вся семья в сборе, так что я лучше загляну в другой раз.
Она повернулась, чтобы уйти, но Кэролайн окликнула се:
— Нет, Горация, ты просто обязана остаться. Мы только что если пить чай. Прошу тебя, присоединяйся, — она слегка моргнула. — Вот, рядом с Джоном Джозефом есть свободный стул. Думаю, тебе здесь будет удобно.
Горри подняла глаза и снова встретилась взглядом с молодым человеком. Несмотря на свою юность и неопытность, она прекрасно поняла, что он восхищается ею, и тут ее необузданная натура снова взбунтовалась.
— Спасибо, — отозвалась она, — но я предпочла бы сесть рядом с вами, Кэйро: тогда мы смогли бы потихоньку обсудить последние новости. Я думаю, что беседовать о младенцах за чаем во всеуслышание не очень-то прилично.
Горация выиграла очко. Джон Джозеф на мгновение растерялся, а все дамы дружно рассмеялись (кроме миссис Уэбб-Уэстон, которая лишь легонько хмыкнула). Горри почувствовала волнующую прелесть первой словесной схватки с мужчиной и продолжала:
— Вы надолго приехали, капитан Уэбб Уэстон? Если у вас есть время, я надеюсь, что вы сможете рассказать моей матери и отчиму о своих приключениях в иностранной армии. Отчим очень интересуется такого рода вещами.
«Самоуверенная девчонка», — подумал Джон Джозеф, а вслух произнес:
— Да, леди Горация, я приехал сюда на месяц, чтобы уладить все дела. Скорее всего, мне удастся заглянуть к вам.
— Буду рада, — серьезно ответила Горри и повернулась к Кэролайн.
Больше она на Джона Джозефа не смотрела (по крайней мере, кроме тех случаев, когда он сам поглядывал на нее), и молодой человек обнаружил, что такое интригующее поведение этой девушки привлекает к себе куда больше внимания, чем он хотел бы.
Чувствуя на себе его взгляд, но, к счастью, не сознавая, что происходит у него в душе, Горация постаралась сосредоточиться на других проблемах и тихонько сказала Кэролайн:
— Скажи мне правду, что ты думаешь? Ты можешь говорить совершенно откровенно.
— Насчет Джорджа и Фрэнсис?
— Да.
